«Что же произошло с Пацаном? Мы грубо сработали, и ты играешь на опережение? Порвал с грузинской разведкой? Но почему не сделал этого раньше? Почему? Что случилось?»

С этими мыслями Ковалев, забыв о конспирации, ворвался в дом Галины. Такой ее и Михаила он еще не видел. От напряжения, владевшего ими, буквально искрило, а на Пацане не было лица. Покусывая губы, он боялся оторвать взгляд от пола и посмотреть на Ковалева.

— Пал Николаевич, вы извините, шо сорвала вас, но тут таю… — Галина затруднялась подобрать слова.

— Все нормально, Галина Семеновна. Так что случилось? — торопил Павел с ответом.

Она переглянулась с Пацаном и предложила:

— Вам лучше послухать самого Петра.

— Хорошо, — согласился Павел.

Оставив их одних, Галина с Михаилом поднялись на второй этаж и вели себя так, будто в доме появился покойник. Пацан нервно покусывал губы и не решался начать разговор. Павел взял инициативу на себя. Беседа продолжалась больше часа. За это время перед Ковалевым открылась еще одна трагическая история человеческой жизни из смутного времени 90-х годов.

В прошлом комсомольский вожак и заводила школьных вечеров, бывший сержант и коммунист Петр Пацан, отслужив два года в пограничных войсках в Республике Абхазия, вернулся в родную станицу Ахтырская. Блестящие рекомендации начальника заставы и начальника политотдела погранотряда открывали ему путь к партийной карьере. Но случились август 1991-го, а затем август 92-го, круто и безжалостно изменившие судьбу Петра.

14 августа 1992 года войска Госсовета Грузии вторглись в Абхазию — на землю его друзей-однополчан Юрия Марухбы и Арменака Оганяна. Он ни минуты не колебался, откликнулся на их страшную беду и присоединился к группе кубанских казаков, отправившихся на помощь к абхазским ополченцам. В Абхазии Петр попал в самый эпицентр мясорубки гражданской войны — на Гумистинский фронт. Во время мартовского 1993 года неудачного наступления абхазской армии на позиции грузинских войск попал в окружение, был контужен и оказался в плену.

Для Ковалева эта часть жизни Пацана не стала открытием — командировка в Абхазию прояснила ее. А дальше он услышал подтверждение своей версии того, как Петр стал агентом спецслужб Грузии. Оказавшись перед беспощадным выбором — своя жизнь в обмен на чужую — он купил ее ценой предательства. С тех пор минуло пятнадцать лет, и когда ему казалось, что кошмарное прошлое кануло в небытие вместе с ненавистным вербовщиком Вахтангом, оно безжалостно напомнило о себе.

Исповедь-покаяние Пацана не оставила Павла равнодушным. Перед ним находилась одна из многих тысяч жертв окаянных 90-х годов прошлого века. Образ подлого, коварного шпиона-предателя, до недавнего времени существовавший в представлении Ковалева, уступил место человеческой жалости и состраданию. Пацан прочел это в его глазах и впервые за время беседы не отвел взгляда в сторону.

— Вот так, Пал Николаевич, вроде и не был сволочью, а стал, — потерянно произнес он.

— М-да, Петр Тимофеевич, такого заклятому врагу не пожелаешь, — искренне посочувствовал Ковалев.