Топор взметнулся вверх. «Кольт» выскочил из кобуры. И тут же все закончилось.
Грохот мощного патрона растворился в степном просторе настолько, что показался ударом молота о наковальню. На него даже не обратили внимания: такой звук не нес с собой опасности. Но закованный в блестящую сталь латник тяжело опрокинулся на спину и, раскинув руки, остался лежать без движения. Грозный топор отлетел в сторону. В выпуклом золоченом нагруднике чернело маленькое отверстие, окруженное вогнутостью диаметром с яблоко.
Маккойн вернул оружие в кобуру, четко развернулся, словно демонстрировал строевые приемы на учебном плацу, и тем же неспешным шагом, в полной тишине двинулся назад. Поединок продолжался около трех секунд. Собственно, и поединка-то по местным понятиям не было: безоружный марбек мгновенно и непонятно сразил тяжелого рыцаря. Никто — ни с той ни с другой стороны не мог понять, как это произошло.
Капитан прошел половину пути, когда тишину прорвали ликующие крики со стороны крепости и недобрый тысячеголосый рев сзади. Но Маккойн не ускорил движения. Двадцать пять автоматических винтовок, два пулемета и снайперка Санчеса целились в шеренгу противника, готовые в любой момент пресечь преследование. Но огневая поддержка не понадобилась. Под ликующие крики встречающих капитан Маккойн спокойно вошел в крепостные ворота. К этому моменту писарь записал в свой свиток, как бесстрашный марбек Шон-Магой ударом грома поразил огромного ифрита, к тому же закованного в толстое железо, и тем самым выиграл великую битву.
Но летописец ошибся: победа не наступила. Томас Мясоруб нарушил правило и не увел свою армию от крепости. Напротив, начал усиленные приготовления к штурму.
Войско придвинулось ближе к крепостным стенам, его ряды перестраивались: конные кочевники в шапках из звериных шкур заняли правый фланг. Вид у них был совершенно дикий, и лошади какой-то особой породы — мохнатые, с короткими, как у собак, мордами. Конные сирийцы, турки и египтяне в белых тюрбанах обосновались на левом, на направлении главного удара сверкали кольчуги и шлемы. Перед конницей на флангах выстроились пешие строи чернокожих зиаров с копьями, в центре стояли копейщики в кольчугах и грудных кирасах.
Лучники будто тренируясь от нечего делать, выдвигались, время от времени на стоярдовые позиции, обстреливали стены и отходили. Сперва пускали обычные стрелы, потом какой-то гад пригнал подводу с бочками, наполненными то ли смолой, то ли какой другой горючей дрянью, — и стрелы стали обматывать пенькой, окунать в смолу и поджигать.
«Плохая идея», — подумал Маккойн.
И действительно — загорелись две катапульты на галерее, и сама галерея занялась в западной части, но там огонь быстро потушили, только не водой, а песком, которого в крепости хватало в избытке.
Капитан Маккойн стоял на крепостной стене и осматривал в бинокль поле боевых действий. Десятки, а может, и сотни тысяч людей звенели оружием и что-то яростно кричали, грозовая атмосфера предшествовала сокрушительной атаке…
Он вспомнил позапрошлогоднюю заварушку в Йемене, когда разъяренная толпа пыталась взять штурмом американское посольство. Там невозможно было определить на глаз количество нападающих, потому что люди запрудили все улицы и подъезды к зданию. Ждали вертолет с базы в Амране, а пока весь персонал и члены семей сидели на раскаленной крыше посольства, с надеждой глядя в небо, а всего одиннадцать морпехов сдерживали опьяненную гневом человеческую стихию. Майор Бланк орал в мегафон, уговаривал, стращал, предупреждал, что каждый, кто переступит желтую парковочную линию у главного крыльца, будет убит. И до какого-то момента дистанция сохранялась. Люди тоже орали, швырялись камнями в окна, в майора, но все-таки не переступали желтую линию; до поры до времени их сдерживал тот непреложный факт, что морпехи вооружены до зубов и явно не намерены прятаться или отступать. Но потом что-то изменилось, словно какой-то сейсмический процесс произошел в глубине толпы, сдвинул неподвижные прежде пласты и бросил их на крыльцо…