— Так вот. — Старик запустил руку в гриву коня и, пропуская её сквозь коричневые пальцы, прокашлял: — Там — урусы. И мы намерены их уничтожить. Никто из монголов прежде не воевал с хрисами. Но я полагаю, что у каждого народа есть причины поступать так, как он поступает, и делать то, что он делает. Я и сейчас... так думаю. Хай, хай... урусы не такие, как мы, и никогда не будут. Они недостойны этого. Да, хрисаны сильны и храбры, но глупы и упрямы, как буйволы. Мне кажется, что они не подозревают, сколь велика сила нашего Кагана. Бородатые даже не знают, где находится центр мира. Поэтому мне не жаль их... хотя, признаюсь, до сего дня я не испытывал к ним особой ненависти. Кто знает, быть может... мой меч и помиловал бы кое-кого из их конязей... Уо! Ведь надо же кому-то платить Орде дань. Но теперь за дерзость... всех их ждёт смерть. Самонадеянные глупцы: вам, куцехвостым псам, никогда не сломить волчьих стай Чингизхана! Но мы, монголы, уважаем и подчиняемся законам Степи, верно, сын мой? Мы не сможем просто так убить конязей. Это слишком легко... Поэтому, когда их всех приволокут на арканах... мы заставим их сначала жрать землю, за кою они пролили нашу кровь... А потом пусть сдохнут под плахами, на которые я усажу великих батыров! И мы устроим пир на их собачьих костях!.. Я так думаю. — Субэдэй посмотрел на Джэбэ долгим усталым взглядом; в желтоватом белке его глаза разливалась краснота бессонной ночи. — А что думаешь ты? Я не знаю, что думаешь ты! Только не лги. Шаманы говорят: «Ложь отнимает силу».
— Я сам поведу свой тумен на урусов. И клянусь Огнём, вырежу сердце из груди этого Мастисляба! Все знают цену мужеству моих нукеров. Степному мужеству, которое может в глаза смерти смотреть смеясь! Уо! Кровь братьев наших вопиет к Небу! Кровь монголов требует возмездия!
— Хай, хай, молодец, Джэбэ! Настоящий батыр! Бесстрашный волк! Ты как ветер сотрясаешь листву урусских сердец! — старик цокнул зубом. — Но поведёшь тумен не ты, а твой тысячник Тынгыз-багатур. Молчи, щенок! Почему?! Потому что я тот, кто знает, что делает! Твоя кровь мне дорога больше!.. Ты нужен мне здесь! Кто повезёт в Золотую Юрту голову Мастисляба? Ты... или я? Молчи!! — Коршунячьи пальцы выдрали клок волос из гривы зареготавшего коня. — Пусть Тынгыз возьмёт себе в помощь Мэргола, Насыра, Чулут-хана и Железную Ногу! Думаю, этого хватит... чтобы ухватить хрисанов за бороду и вытряхнуть их наизнанку!
— Ай-е! — Джэбэ, гарцуя на храпевшем скакуне, потрясая над головой бунчуком своего тумена, крикнул: — Величайший всегда помнит тех, кто чтит его праведный карающий шаг! Ты мудр, Субэдэй. Но почему гибнут только мои нукеры?! Почему не дашь своих? У меня из десяти осталось только семь тысяч!
— Потому что я знаю... когда надо дать! Знай, — багатур дрогнул голосом, — я отдам под меч весь свой тумен... чтобы только спасти из когтей ада одного тебя. Хватит!! Неужели до сих пор не понял, волчонок?! Ты заменил мне сына... который погиб за Великой Стеной... А теперь пр-рочь! Оповести Тынгыза... пусть выступает немедля! И крепко держит подо лбом: «Храбрец умирает один раз, трус — тысячу».