...Но ничего этого не видел князь Мстислав и не желал видеть. Выжженная душа алкала одного — крови!

«Вот оне — упыри!» — ахнуло молотом. Сквозь пот и росу слёз, выбитых ветром, Удалой выхватил из гремящей волны смуглое, как брюква, лицо, на оном пылали аспидной лютостью раскосые глаза; в занесённой к плечу руке мерцал наконечник копья...

«Тебе не жить, тугарин!» — Синие глаза обратились в чёрный лёд.

Враг с силой метнул монгольское копьё, которое покорило полмира, но оно лишь скользнуло по стальному плечу князя.

Кочевник закрылся щитом. Меч Мстислава, на котором горело суровое солнце, с одного удара раскроил щит и развалил монгола до седла.

...Русичи лоб в лоб сшиблись с татарами. Грохот столкновения сотряс небеса, в ужасе содрогнулась земля. Лик солнца затмился столбами вихрящейся пыли. Слышались только жуткие стоны, проклятья, лязг оружия, яростный скрежет зубов.

— Данила-а-а! Веди своих к Калке! Загоняй татарву в реку-у-у! Вперёд! Не страшитесь Тьмы! Настал наш час!

Мстислав Галицкий, с перекошенным лицом, опьянённый схваткой, беркутом ворвался в самую гущу. Слева, справа, спереди зазвенела разящая сталь, высекая снопы искр.

— Не жалкуй, Волынь! В плен не брати! Р-руби иродов в кровину, мать!..

...Багровый, словно из бани, князь Данила Романович, в надрубленной на груди уйгурским булатом кольчуге, лютовал мечом и свирепо рычал:

— Вр-рёшь! Не забрати вам, псы, нашей крр-ови! Не отдадим Руси!

При этом он хэкал, как дровосек, обрушивая сплеча меч, и при каждом ударе прикусывал белой подковой зубов рассечённую губу.

— Иай, урус-шакал! — Монгольский сотник на всём скаку обрушился на волынского князя.

Вспыхнула белой молнией кривая сабля-мингат, но яростней и хватче оказался волынский меч. Под разрубленным шлемом сыро хрястнула кость, и бритая наголо голова развалилась до стального нагрудника. Тело грузно рухнуло наземь.

Князь, распалённый безумием, раскровил шипастыми шпорами шкуру коня; понёсся прочь, рыская огненным взглядом новую жертву; в груди клокотало, из глотки рвался призыв:

— Зла-ат! Горностай! Ратибо-ор! Все ко мне! Если б не было побед — не было б и нас! Опрокинем их в Калку-у!

...Ветер степи временами развеивал бурую чадру пыли, и тогда было видно, как крутится сабельный водоворот; как чавкает, сжимая и разжимая свои железные челюсти, лютая сеча; как загнанно мечется из конца в конец синий бунчук тысячника Цогт-Цэя, что прежде вселял в души нукеров отвагу... Мечется и не может сыскать выхода среди пламенеющих стягов русичей...

Внезапно раскололся человеческий рой, качнулся в сторону кургана, ещё и ещё, и... снова грозный лязг мечей, грохот щитов, свист стрел, палиц и секир, и дикие вопли огласили пойму Калки.

Сам Цогг-Цэй — багатур, окружённый лучшими тургаудами, — бился достойно, как подобает тысяцкому, бросался грудью на мечи урусов, показывая пример бесстрашия.

...Его китайский шлем с лисьими хвостами отыскал Удалой — остервенело рванул навстречу коня. «Вот он, гад! Волчье рыло!»

Но не так-то просто было дотянуться до монгольского бунчука! Золотой шлем князя приметили, и тут же тургауды ринулись на него, облепили со всех сторон, как злые пауты на покосе...