— Верно, брат, ежли тотчас не отступить пешцам, кончаем дружину в чистом поле. А с атакой... хоть и рисково, ан любо.

— Так какого беса ждём? — Мстислав с шипящим свистом вырвал из ножен меч. — В бой!

— В бой! — Глаза волынцев вспыхнули гневом.

— Лучники-и! Прикройте нас! — рявкнул воевода Стрелец. — Дружина-а, сомкнуть ряды!

Сверкающий ливень мечей вспыхнул на слепом бельме солнца, и тут же раздался истошный крик стремянного Митьки Бурьяна:

— Татары-ы! Вон оне!!

— Не ори, дурак! Рожать, что ль, собрался? Чай, зрячие, не глухие! — зыкнул на него Удалой, мгновенье прислушивался к нарастающему грохоту татарских коней и вдруг стально гаркнул: — Да воскреснет Бог! За мно-ой!

...Тяжко охнула твердь, распятая под множеством копыт. Тысяча латников-волынцев с развевающимися, туго хлопающими на ветру знамёнами ринулась в атаку. Рассыпались лавой, держа строй.

— Вперёд, Русь! Кр-руши их в дыхало, мать!..

Первые три сотни взвыли раскатистым, колеблющимся криком... Крик перенесло к четвёртой и пятой сотням:

— Смелее, братья-а-а! P-ради наших любых!!

— Сметайте всё на своём пути-и! — оглушали рёвом шестая... и десятая сотни.

— За Веру! За Христа-а!!

— Ур-рр-ра-а-а-а-а!!!

...Навстречу, от поймы Калки, воды которой стали красными от крови, сметающей волной катилась татарская конница.

Ближе! Ближе!

Опережая волынцев, выцеживая перьевой свист, прогудели над головами хищные косяки русских стрел... опрокидывая монгольских коней, вгрызаясь в плоть, пробивая доспехи, щиты и кольчуги, — выкосили первые ряды.

Монголы ответили залпом взвизгнувших стрел и — душераздирающим звериным гиком:

— Кху-у! Кху-у-у-у-ууу!!!

...Фарфоровый аргамак, пламенея пурпуром княжеского плаща и золочёным шлемом, летел раскалённым ядром впереди всех. В его гриве, что была заплетена в косы алыми с золотом лентами, застряли две татарские стрелы, зато щит господина несчётно щетинился ими, как ёж перед волчьей пастью.

С каждой отбитой подковами саженью лик князя Мстислава Галицкого чеканился жёстче: каменел скулами, черствел гневливой складкой рта. В сердцевине его всё одубело, что прежде гоняло кровь, наливая складки и борозды морщин светом и жизнью. Он не слышал ничего, кроме чугунного грохота копыт и железного звона в ушах.

Не слышал и не желал слышать. Олютевшее сердце жаждало одного — крови!

...Первым рухнул с коня мчавшийся на полкорпуса позади Фрол по прозвищу Кафтан — белокурый красивый молодец двадцати трёх лет от роду. Стрела-гадюка влетела ему в правый глаз, ровно под соболью чёрно-карюю бровь... «Прощай, слава! Прощай, красно солнышко! Прощай... родимая сторона...»

Рядом вылетел из седла Черноус, лихой воин — кровь с огнём. Стрела навылет пробила его орущее горло; вторая крылатая стерва застряла меж рёбер, под выпуклым нависом железной брони... «Поклон тебе, отчий дом! Не горюй, отец, не серчай, матушка... Не дотянуться мне боле до вас, родные! Прости и ты, услада-жена! Сбереги детёв малых... Не целовать мне... вихрастых макушек, не люлюшкать на коленях своих бесенят...»

Следом через головы срубленных стрелами коней низверглись сразу сорок латников. Затем ещё два десятка, и тут же ещё три... или пять... Перед всеми ними расстилалась огромная степь без границ — целая страна! — а они, сбившись в кучи, словно летучие мыши, уткнулись в жалкие клочья земли... устремив невидящие глаза кто в чёрное, косматое небо, кто в черепаший панцирь солончака... И из всего этого хаоса смятой травы, расплющенного копытами железа и кожи, ещё хрипящей человеческой и конской плоти торчали стрелы, точно карликовые рощи.