Ворон спросил недоверчиво:

– А разве тебе не красивую надо?

– Из-за красивых уже не бьются.

– Что, мужчины так измельчали?

– Да нет, женщины покрупнели.

– А если и она...

Я фыркнул:

– Да ты посмотри! Видишь, откуда у нее ноги растут?

Ворон посмотрел угрюмо:

– Как у всех. Из задницы.

– От клюва, – поправил я. – Еще говорят: от ушей, от шеи, от зубов. А если даже из задницы, то какой!.. Она ж ее носит впереди себя как плакат с предвыборным лозунгом.

Я говорил и говорил, утешал, а у самого оставалось тягостное ощущение вины, предчувствие, что мудрая птица каркает то, что написано крупными буквами, что видно даже мне, мужчине и варвару. Если женщина во что-то вцепится, то ее хватке позавидует английский бульдог. Даже, если она из башни картинно машет вослед платочком. А если еще и вот так с разворота ногой в челюсть... не могу забыть того оч-ч-чень женского зрелища, то вовсе, гм, вовсе...

Но с другой стороны, не по-мужски сдаваться вот так без боя. Ни один настоящий мужчина без сопротивления не откажется ни от вороны, ни от собаки ради даже лучшей из женщин. А тут не простая собака, а настоящий гордый волк! А женщина, хоть и красивая, не спорю, но все же ногой, с разворота...

Свенильда, красиво сидя на корточках, примеряла на лоб обруч с синими камешками по ободку и желтыми позвякивающими висюльками. На коленях у нее лежала целая горка золотых украшений.

Пошатываясь, я поднялся, развел и напряг руки. Тяжелые глыбы мускулов тянули к земле, сердце колотилось как у зайца. Ноги подрагивали, я чувствовал как волны ходят по огромному телу, суставы скрипели как у ревматика, живот запал, почти прилип к позвоночнику. Я с изумлением ощутил, что жутко хочу есть, а когда нажрусь до одурения, силы вернутся, я снова буду все тем же настоящим мужчиной. Хоть и побитым, но...

Впрочем, за битого не зря двух небитых дают.

Свенильда подняла смеющееся лицо:

– Как красиво! Ты собрал самое красивое!

Я смотрел сверху, нависая как могучая грозовая туча:

– Я? Не помню. Скорее всего, это ворон насовал в мешок. Его вкусы!.. Если нравится, одень.

Ее щеки зарделись как утреннее небо на восходе солнце:

– Мой лорд! Это очень дорогой обруч.

– Одень, – велел я, стараясь чтобы голос звучал так, как должен звучать у мужчины и лорда. – Тебе в самом деле к лицу. Прими в подарок.

Она распахнула огромные синие глаза в непритворном испуге:

– Мой лорд! Я не могу этого принять!

– Почему?

– Ну... просто так...

– Женщинам всегда дарят просто так, – ответил я напыщенно, хотя знал, что вру как сивый мерин. – Просто за твою красоту.

– Мой лорд, вы слишком добры и великодушны... Если я и смогу принять, то лишь как аванс за свою верную и безупречную службу вам, в исполнении всех желаний и прихотей, в том числе подспудных и неосознанных... Ах мой лорд! Возьми меня...

– С собой? – спросил я подозрительно.

Она проворковала с нежным упреком:

– Нет, сейчас!

Я оглянулся на ворона. Тот пробурчал:

– Помню, прижал Адам Еву к дереву. Ева пищит, дерево трещит... С тех пор и пошло, пошло, пошло...

Он вздохнул, отвернулся, да еще и голову сунул под крыло, чтобы ничего не видеть и не слышать. Мне стало неловко, хоть ворон вроде бы и не похож на чеховскую собаку, сказал громко с надменностью в голосе: