Шпагат врезался в руку, дернулся. Леон давал знак снижаться. Щепкин заложил вираж, глянул вниз. На песчаной косе в открытую стояли четыре тяжелых орудия. Близ длинной палатки густо дымила полевая кухня. К косе был причален катерок, значит, пакет на флотилию доставят быстро. По косе бежали флотские — черные муравьи, — махали руками.

«Вот балбесы, — с досадой подумал Щепкин. — Нужно будет сказать, чтобы хотя бы чуть прикрыли батарею. Все же как на ладони».

Он снизил машину метров до пятидесяти. Леон швырнул вниз самодельный вымпел. Белая лента, трепеща, полетела на косу. Вокруг нее сразу собрались батарейцы. Щепкин покачал плоскостями, пошел в высоту, забирая к востоку.

Море открылось тихое и блестящее. Справа, поодаль, на двенадцатифутовом освобожденном ото льда рейде стыл в неподвижности флот: серые полоски миноносцев, темные утюжки пароходов, множество барж. Густой дым из труб поднимался в безветрии столбами, казалось, над флотом рождается дождевая туча. Приглядевшись, Щепкин понял, что с барж идет заправка боевых кораблей. Не только, видно, топливо принимали они, но и воду, хотя вокруг воды было целое море. Туманов с горечью говорил, что флотским очень трудно: туго со снарядами, мало торпед, плохо с углем и нефтью, главная сила, миноносцы, переведенные сюда по каналам и Волге с Балтики, изношены до последней степени. Но хуже всего другое: каспийская вода оказалась слишком соленой для котлов, приспособленных к работе на более пресной балтийской воде. Ходу дать не могут — накипь и соль быстро забивают трубки паровых котлов. Приходится заправляться на рейде пресной водой, так же, как топливом.

И все-таки флотилия выглядела грозно — солидный строй военных кораблей внушал уважение.

Щепкин отвернул самолет еще круче на восток.

…Внизу дугой загибался плоский песчаный берег. На сером песке кое-где мелькали гривки голого ивняка. То и дело отсвечивали круглые, как блюдца, мелкие озера, серебряные полосы солончаков. Слева куда-то в марево распласталась ровная, как блин, пустыня: ни домика, ни души. Направо, такое же ровное, уходило море, серое поодаль, зеленое, прозрачное как стекло внизу. С верхотуры хорошо было видно мелкое дно в зарослях красно-бурых мохнатых водорослей, желтые пятна отмелей. Но краю берега шевелилась белая кайма пены, с моря шел накат.

В бесцветном круге винта плясал, будто бы розовая бабочка, блик солнца. Внизу, по краю берега, бежала, то ныряя в провалы, то вспрыгивая, черная крестообразная тень от аэроплана.

Вспомогательный крейсер «Президент Крюгер» стоял на бочках в бакинском порту. С левого борта была ошвартована нефтеналивная баржа, на ней стучал насос, в цистерны «Крюгера» перекачивали топливо.

На «Крюгере» шла утренняя приборка, русские матросы окатывали из шлангов палубу, драили медяшку, артиллерийская команда из англичан занималась проверкой носового орудия тяжелого калибра. Толстый и длинный ствол его то поднимался к небу, то полз по кругу, словно нащупывая цель в пестроте весеннего города.

С правого борта у опущенного парадного трапа покачивался посыльный катер. На палубе его под полотняным тентом двое русских офицеров лениво играли в шахматы.