Хитрая… Какая хитрая и смекалистая малышка!

Пора сделать одно важное дело!

Я беру двух бойцов, поднимаюсь по лестнице на второй этаж, дальше двигаюсь прямо по тёмному коридору. Мы замираем возле одной металлической двери, наглухо закрытой на ключ.

– Открывай давай, – приказываю Марку.

Тот быстро подчиняется. Скрипнув, тяжёлая дверь открывается, я вхожу внутрь небольшой комнаты у которой нет окон. Включаю свет. Одинокая лампочка, болтающаяся на длинном проводе высоко под потолком, вспыхивает бледным светом.

– Утро доброе, ваше величество! – глумливо смеётся Марк, подходит к одинокой фигуре, свернувшейся клубком на ржавой кровати без матраса.

Человек, что лежит на ней, жалобно постанывает. Схватившись за бок, с охами поворачивается к нам лицом.

– Соловей! На выход! Тебя перевозят. – Командным голосом рявкает Рифат. Хватает бездельника за плечо, на ноги ставит.

– К-куда? – Дмитрий сонный. Моргает, осматриваясь по сторонам, щурясь от света.

– В другое место. Мы открываем филиал, там не хватает рук, – поясняет Марк.

– Хватит болтовни, не будем терять время. На выход! – я быстро прекращаю бессмысленную болтовню. Какая ему вообще разница? Он больше не человек. Он мой пёс на подачках. Его вообще не следует ставить в известность.

Живучее всё же дерьмо. Месяц прошёл, а он жив до сих пор. Пора бы ужесточить каторгу. Я решил отправить Соловья на новое место работы. Там ему будет в два раза тяжелей. Решил лично организовать перевозку. Соловьёв слишком важная для меня вещь. Ошибок быть не должно.

Я оборачиваюсь, шагаю обратно к двери, как вдруг стон за спиной слышу.

– Ай-ай-ай! О-о-о-х!

– Харош уже! Так я тебе и поверили.

Боковым зрением я вижу, как Дмитрий хватается за поясницу и воет нечеловеческим голосом. Его ноги трясутся, а заросшее щетиной лицо перекошено от боли. Ещё от него смердит так, как от помойной лужи. Он спит в одной и той же одежде, в ней и работает. Потому что в помещении холодно. А душ разрешено принимать отродью раз в неделю.

– Шевелись давай! – Марк отвешивает щедрого пинка лодырю.

– Больно-о-о! Как же спина болит! Ох не могу больше! Замучили до смерти!

– Ты будешь пахать до тех пор, пока не сдохнешь! А если нет… – я быстро оказываюсь рядом с Соловьёвым, за шиворот его хватаю, встряхиваю, – Твоё место займет Настюша…

Хитрому лису моментально полегчало. Он выпрямился, маска тяжелобольного страдальца быстро стёрлась с его отвратительного, неухоженного лица.

– Как там Настенька? Как она?

– Нормально. Но нормально лишь потому, что ты работаешь.

– Я могу ее увидеть? Или хотя бы голос услышать?

– Нет, – грубо отрезаю, отпускаю мерзавца, брезгливо вытираю руки о штаны. – На этом всё. Пошли!

Отворачиваюсь. Парни подхватывают Дмитрия под руки и тащат за мной следом. Мне не то, что смотреть, мне разговорить с этим куском мусора неприятно.

Мы двигаем по коридору, Соловьёв позади меня жалобно завывает, шаркая ногами. Но я ему не верю! Дерьмо не тонет.

Я думаю, этот ужасный человек способен нас всех пережить. Он просто на публику играет. Стонет и охает только тогда, когда кто-то рядом проходит. Как дрыхнет в своей камере под замком, так всё у него прекрасно. И врач однажды пришёл, проверил его, пощупал. Сообщил, что всё у него нормально. Похоже, что имитирует.