Как опухоль. Она разрастается, а я боле и корчусь от боли. Если не избавлюсь от дряни – я труп.

Каждую ночь мне снились кошмары. Каждую ночь я слышу выстрелы, слышу крики своей истекающей кровью жены и вижу одну и ту же сумасшедшую картинку.

Кровь. Разруха. Крики. Выстрелы.

А затем темнота.

А дальше тьмы тюрьма.

Я умом двигаюсь. Я отмотал под замком приличный срок, и мотал бы его дольше, если бы не Валид. Он сумел собрать нужную сумму и дать взятку кому надо. Я до гроба его должник.

Ещё бы хоть один месяц… я навсегда утратил бы остатки человечности. Те пытки, которые я вынес под замком, невозможно выразить словами.

Я сходил с ума. Волосы рвал на себе от бессилия, горя и жестокой боли в душе. Побитым псом выл, глядя на облупленный потолок зассаной камеры и металлические решётки на крохотном окне. В то время как Соловьёв жировал на награбленное.

Самое ужасное… я ничего не мог с этим сделать. Не мог смириться с горечью утраты и уже начал винить себя в том, что случилось. От одиночества. Из-за того, что на долгие годы остался один на один с самим собой. Со своими мыслями. Это было ещё хуже смерти. Или физических избиений.

Меня почти сломали. Я чувствовал себя щенком с перебитыми лапами, которого швырнули в тёмный угол подыхать.

Сука!

Убью… Долго он у меня будет корчится от боли. Сам будет молить о смерти, но я буду растягивать этот процесс. Смаковать каждую секунду пыток.

Валид чиркает зажигалкой, угощает меня одной сигаретой.

Мы с братом садимся на капот внедорожника. Полминуты молчим, будто поминаем дерьмовую жизнь, делая затяжки. Выпускаем в прохладный, напитанный свежестью воздух серые клубы дыма. Смотрим на синее, синее небо, по которому медленно плывут пушистые облака.

Сердце болезненно сжимается в груди. Я уже и забыл, каково это дышать полными лёгкими и видеть чистое небо, а мои запястья больше не ноют от грёбаной боли, которую причиняет мне холодная сталь наручников.

– Ну, ты нашёл падаль? – я первым нарушаю тишину, делаю ещё одну затяжку.

– Нашёл. Долго искал. Ублюдок умело скрывался. Но засветился.

– Как нашёл? – рычу, едва лопаюсь от ярости, что гудит во мне похлеще убийственного шторма.

– Да вот, новость о грандиозной свадьбе быстро по миру разлетелась. Я всё выяснил. Они два года жили за границей, вот только недавно вернулись.

– Этот долбодятел женится собрался на старость лет, чё ле? – хмыкаю, почти смеясь.

– Нет же! Не он женится, а дочка его замуж выходит. Поэтому и вернулись. Бизнес здесь мутить, с женихом на пару.

Дочка…

Меня что-то торкает изнутри. Как сверлом душу пробуривает.

Настя. Настенька… Малинка.

Красивая. Сахарная. Вкусная кукла.

Перед глазами вспыхивает миловидное кукольное лицо. Большие синие глаза с озорным блеском, пышная шевелюра, выкрашенная малиновой краской, пухлые, сочные губы… И где-то далеко-далеко в ушах звучит её тонкий смех – колокольчик.

Меня ведёт как нарика долбанного. Голова резко кружится, еле успеваю схватится за край капота. Но картинка такая реальная… Я как будто её воочию вижу, не в башке, а наяву, стоящую прямо передо мной.