В госпитале Красного Креста госпожу Сасаки передали на попечение доктору Сасаки. Теперь, спустя месяц после взрыва, в больнице восстановилось подобие порядка, то есть у пациентов, все еще лежавших в коридорах, по крайней мере появились циновки, на которых можно было спать, а запас медикаментов, использованных в первые дни, пополнился благодаря пожертвованиям из других городов — хоть и не в полном объеме. Доктор Сасаки, который на третью ночь после взрыва проспал дома 17 часов, с тех пор спал на циновке прямо в больнице — не больше шести часов в сутки; его и без того небольшое тело похудело на десять килограммов, и он все еще носил очки, которые одолжил у раненой медсестры.

Поскольку госпожа Сасаки чувствовала себя очень плохо и к тому же была женщиной (а еще, как он сам впоследствии признался, отчасти из-за совпадения фамилий), доктор Сасаки выделил ей место в особой палате, в которой в то время лежали всего восемь человек. Он опросил ее и записал в карточке на правильном тесно сбитом немецком языке, на котором делал все свои записи: «Mittelgrosse Patientin in gutem Ernährungszustand. Fraktur am linken Unterschenkelknochen mit Wunde; Anschwellung in der linken Unterschenkelgegend. Haut und sichtbare Schleimhäute mässig durchblutet und kein Oedema», отметив таким образом, что она была пациенткой среднего роста и что общее состояние ее здоровья было хорошим; что у нее открытый перелом левой большеберцовой кости и отек левой голени; что ее кожа и видимые слизистые оболочки покрыты петехиальной сыпью [20] — образованиями размером с рисинку, а иногда даже с соевый боб; что при этом ее голова, глаза, горло, легкие и сердце оставались здоровыми; и что у нее была лихорадка. Он хотел вправить ей перелом и наложить гипс, но гипс у него давно закончился, поэтому он просто уложил ее на циновку и прописал аспирин от лихорадки, глюкозу внутривенно и амилазу перорально от истощения (это, впрочем, он не записал в ее историю болезни, потому что от истощения страдали все). У нее обнаружился лишь один из странных симптомов, которые потом стали часто проявляться у его пациентов, — точечные кровоизлияния.

Доктору Фудзии по-прежнему не везло во всем, что связано с реками. Теперь он жил в летнем доме господина Окумы в Фукаве. Дом этот словно прилепился к крутому берегу реки Ота. Здесь его раны, казалось, быстро заживали, и он даже начал лечить беженцев, которые приходили к нему со всего района, и использовать медицинские принадлежности, добытые на складе в пригороде. У некоторых из пациентов он заметил странный набор симптомов, проявившихся на третьей и четвертой неделях, но не мог сделать ничего, кроме как просто обработать порезы и ожоги. В начале сентября зарядил сильный непрерывный дождь. Уровень реки вырос. 17 сентября налетела гроза, а затем тайфун; вода поднималась все выше и выше. В тревоге и волнении господин Окума и доктор Фудзии взобрались на гору к крестьянскому дому. (Внизу, в Хиросиме, наводнение уничтожало то, что пощадила бомба: снесло уцелевшие мосты, прокатилось по улицам, подмыло фундаменты все еще стоявших зданий, а в 15 километрах к западу, в армейском госпитале Оно, где группа экспертов из Императорского университета Киото изучала появление у пациентов отсроченных симптомов, вода неожиданно хлынула с красивого поросшего соснами склона в долину и погребла в своих потоках большинство исследователей и их пациентов с загадочным недугом.) После того как непогода отступила, доктор Фудзии и господин Окума спустились к реке и обнаружили, что дом Окумы полностью смыло водой.