19 ноября 1941 года, 23:25. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего

Растворяясь в истории, уходил в прошлое еще один день Великой войны, сто пятьдесят первый по счету. Огромной стране, отходящей к беспокойному сну, хотелось верить, что перелом в этой войне уже произошел, что теперь все будет хорошо, враг будет разбит и победа останется за нами. Вождь, который сейчас напряженно вглядывался в линии на карте, знал, что это только часть правды. Вторая же ее часть заключалась в том, что пока грядущая Победа – это только возможность, реализации которой еще предстоит добиться, прикладывая в войне титанические усилия, в том числе жертвуя на фронте тысячами и миллионами жизней советских бойцов и командиров. Концепция «Малой кровью и на чужой территории» оказалась несостоятельной даже в Зимней войне против маленькой Финляндии. Хоть и шла та война действительно на чужой территории, пролитую на ней кровь малой не назовешь. Через оборонительные сооружения «линии Маннергейма» Красная Армия смогла пробиться лишь ценой огромных усилий и тяжелых потерь. Пусть об этом тогда не писали в советской прессе, но он, Сталин, знает, что это действительно так и было.

К тому же все территории, отвоеванные тогда у Финляндии, снова оказались потеряны за два первых месяца новой войны, про начало которой, чтобы долго и витиевато не материться, можно сказать только одно – это была катастрофа. И в первую очередь причины этой катастрофы заключались не в качестве техники и боевом духе Красной армии (дух этот был очень высок), а в головах руководящих ею генералов, многие из которых оказались совсем не на высоте. Все произошло точно по профессору Преображенскому из «Собачьего Сердца». Булгаков все-таки гений, хоть и не совсем советский человек.

Одни из этих генералов растерялись, бросили подчиненные им войска и, переодевшись в гражданскую одежду, в компании лично преданных им людей выходили из немецких окружений. Другие, точно так же растерявшись и словно забыв, чему их учили в Академии, лично возглавляли атаки пехотных цепей на пулеметы и танков на немецкую противотанковую артиллерию. Смерть у них при этом получалась героическая, но бессмысленная, как будто кроме генералов некому было заместить собой убитых ротных и батальонных командиров. Эти, как были поручиками и выдвинувшимися за храбрость старшими унтер-офицерами в конце Империалистической войны, так ими и остались.

Третьи… третьими были военачальники в больших чинах, на плечах которых лежала ответственность за все стратегические и тактические просчеты при подготовке к войне. Эти, даже не разобравшись в обстановке и не понимая, что происходит, вместо того чтобы организовать глубокую оборону и вынудить врага нести в разы большие потери, поступали ровно наоборот – бросали еще сохранившие боеспособность войска в самоубийственные контрнаступления против численно и качественно превосходящего противника. И тут выяснилось, что одного революционного энтузиазма и пролетарской сознательности в современной войне техники и моторов совершенно недостаточно, что поспешные и необдуманные приказы вместо улучшения обстановки способны ее только ухудшить. А ведь причина фатальных просчетов этих «товарищей» в том, что они, испугавшись ответственности за свои старые просчеты, наделали кучу новых, не менее грубых.