– Я эту батарею, мать ее за ногу… Значит, так, – с комиссаром я поговорю. Хрен бы с ним, с товарищем Хваном, да ведь в спину могут расстрелять. Ты помалкивай и делай правильное революционное лицо. Ты умеешь, я знаю.

Катя было приподнялась, но тут впереди, у сошедшей с рельсов платформы разорвался снаряд. Вскинулся и обмяк иссеченный осколками боец, облако разрыва медленно отнесло на склон холма.

– Откуда же они, суки, лупят? – озабоченно пробормотала Катя. – Ну, пошли.

Навстречу, под защиту бронированного борта «Троцкого», пригибаясь, побежали бойцы.

– Куда пятитесь? – рявкнула Катя. – Приказ был?

– Так танка с фланга, – прохрипел рябой боец из ремонтников.

– Так она ж наугад лупит, – Катерина цепко ухватила за плечо второго бойца. – Куда пятитесь?

– Ага, наугад, вон как разметало, мать его пополам, – красноармеец попытался стряхнуть пальцы девушки. – Пусти, стервоза.

Катерина вроде бы не сильно крутанула его за затрещавшую гимнастерку – боец шлепнулся на землю. Девушка махнула «маузером» остальным:

– Не ссыте, продержимся. Ну-ка по местам, товарищи.

Голос у нее был не очень-то злой, даже домашний. Красноармейцы, поглядывая на своего, ни с того ни с сего свалившегося товарища, без особой охоты развернулись к разбитой платформе.

– Ползком, – окликнула Катерина. – Зря жопы не подставлять, сознательнее, товарищи.

Ползала Катя, как будто полжизни в пластунах прослужила. Пашка с трудом поспевал. Комиссар с командиром ремонтников лежал в воронке среди развороченных шпал. Рядом залегли бойцы, пулеметчик возился с «Шошем». Впереди, у рельсов, выцветшими холмиками виднелись убитые ремонтники.

– Так. Кто приказал? – комиссар обернулся к сползшим в воронку гостям, неторопливо поднял «наган».

– Старшая опергруппы Мезина прибыла в ваше распоряжение, – доложила Катя, игнорируя направленный «наган». – Вагончик наш зацепило, курятник по шву пошел. Товарищ охранник ранен, на месте остался. Какие указания будут, товарищ комиссар?

– Марш обратно под арест. Я тебе, барышня, и на том свете не поверю. Оружие сдайте немедленно.

– Мы, товарищ комиссар, и драпануть могли, – Катерина с вызовом смотрела на комиссара. – Прикажете безоружными конца данной войны ждать?

– Перестаньте, комиссар, – сказал человек с окровавленной щекой, лежащий по другую сторону расщепленной шпалы, – Пашка с трудом узнал генерала Хомова. – Что вы к девице прицепились? Не наша она, даю слово. Да и есть ли смысл сейчас разбираться?

Разговор прервался, все дружно пригнулись – свистели, приближаясь, гаубичные снаряды. Громыхнуло.

– Мимо, – сказал, оглядываясь, командир ремонтников. – Но рано или поздно накроют. Что делаем, товарищ комиссар?

– Атакуем, товарищи. Собирайте всех, кто не занят, – с высоты гадов собьем и пути исправим. Здесь мы ничего не вылежим, – Хван рубанул воздух короткой ладонью. – Я бойцов лично поведу. Собьем с холма – считай, дело сделано.

– Храбро умереть желаете? – ехидно поинтересовался генерал Хомов, утирая кровь из распоротой щеки. – Мне товарищей красноармейцев не слишком жалко, но позвольте указать, что атаковать в лоб высоту, да под огнем с тыла, есть явная нелепость и безрассудство. Танки – это вам, господа, не десяток хуторян с обрезами. В спину положат всех.