А когда все-таки ловят, это становится таким сильнейшим ударом, что вышибает все опоры, и бедняга начинает творить странные вещи. Или отрицает очевидное, или наврет с три короба, оговорив совершенно непричастных людей, или вообще покончит с собой. Всякое бывает, так что в идиотском запирательстве фигурантов и противоречивых показаниях директора ателье нет ничего настораживающего.
Нюанс в том, что дело работников ателье выделили в отдельное производство, значит, могут возникнуть трудности с тем, чтобы их доставить в суд и допросить в этом процессе. Надо согласовывать с районной прокуратурой и с прокуратурой города Тихвина, кстати, тоже, где отдуваются работники местного Дворца культуры.
Хлопот, короче говоря, полно, одна радость – адвокатом одного из подсудимых будет Вера Ивановна, с которой они так хорошо поработали над делом Еремеева.
С тех пор много воды утекло, Ирина сходила в декрет, долго еще работала на полставки, так что в суде им сталкиваться не приходилось, а вне работы они не поддерживали отношений, но сейчас обе очень обрадовались встрече.
Вера Ивановна за прошедшие годы слегка пополнела и из грузной скучной тетки превратилась в холеную цветущую даму, выглядящую даже слишком легкомысленно для серьезного адвоката.
Ирина знала, что после Еремеева она одержала еще несколько блестящих побед, приобрела в городе известность и стала нарасхват, поэтому предположила, что Вера Ивановна защищает самого Соломатина, но нет, оказалось, она представляет интересы директора картины Делиева.
Соломатина защищал настоящий небожитель, Эдуард Келлер, дородный седовласый мужчина со слащавыми манерами. Он слыл лучшим адвокатом в Ленинграде, примерно как «Мерседес» считается лучшей маркой автомобиля в мире, а «левайсы» явно превосходят по всем параметрам джинсы фабрики «Салют». Короче говоря, иметь Келлера своим защитником было очень престижно. Экспедитор Малюков пригласил адвоката поскромнее, но тоже довольно хорошего, от которого Ирина не ждала сюрпризов.
Обвинение представлял Николай Николаевич Грушин, пожилой грустный человек, слегка похожий на птеродактиля. Это был добросовестный юрист, искренне болеющий за дело и ставящий правосудие выше собственных амбиций, настоящий подарок судьбы для любого судьи.
Таким образом, Ирина, узнав участников процесса, приободрилась. Среди подсудимых нет единства, каждый тянет одеяло на себя, но зато судья с обвинителем будут работать одной командой, поставив своей главной целью установление истины.
Обвинение не запрашивало высшую меру, но, поскольку статья предусматривает ее, перед началом процесса следует провести распорядительное заседание, которое Ирина назначила на завтрашнее утро и ушла домой, не дожидаясь Веры Ивановны, с которой хотелось поболтать, обменяться новостями, свежими и не очень, но до конца процесса лучше держать дистанцию. Так и проходит жизнь, черт побери. В процессе нельзя общаться с хорошим человеком, а вне процесса – некогда.
Ирина вздохнула. Нет, все же жаль, что Вера Ивановна защищает не Соломатина. Она не только профессионал, но и глубоко порядочный человек, не позволяет своим подзащитным слишком далеко отклоняться от истины, ну а Келлер совсем другое дело. Так намутит воду, что вообще ничего не поймешь. Будет сеять раздор между подсудимыми, путать, перекладывать с больной головы на здоровую, и тактика его понятна. Если нет железобетонного аргумента для оправдания, дело надо расшатать и заволокитить, так, чтобы у судьи не осталось иного выхода, кроме как отправить на доследование. Клиент его это стерпит, все-таки находиться под подпиской о невыезде это вам не в камере сидеть. Еще годик протянуть, а там и прекратить по-тихому уголовное преследование в отношении Соломатина, чтобы осудить хотя бы остальных.