Но вместо этого он стоял между королем и королевой и смотрел, как победители снимают маски.

Первым вышел вескиец Рул с лохматой шевелюрой до плеч. Он все еще задирал нос после победы над Эльсором.

Затем Тос-ан-Мир, одна из прославленных фароанских близнецов. Драгоценные камни сложились на ее щеках в сверкающий узор.

И, конечно, Алукард Эмери. Пират и мятежник королевской крови, новый любимец Арнезийской империи.

Рай поздравил лорда Сол-ин-Ара и принца Коля с отличным выступлением представителей их стран, вслух восхитился равновесием – еще бы, в финал вышли арнезиец, фароанка и вескиец! – и удалился к колоннам, чтобы спокойно выпить.

Сегодняшний праздник проходил в Бриллиантовом зале, целиком сделанном из стекла. В таком открытом пространстве Рай чувствовал себя как в могиле.

Вокруг все пили. Танцевали. Играла музыка.

На другом конце зала принцесса Кора флиртовала с полудюжиной арнезийских дворян, а сама украдкой поглядывала по сторонам в поисках Келла.

Рай закрыл глаза, уловил сердцебиение брата – эхо своего собственного, постарался позвать его сквозь этот ритмичный стук и сказать… что? Что он сердится? Что сожалеет? Что без Келла ни на что не способен? Что не винит его за бегство? Или винит?

«Вернись домой, – подумал он. – Пожалуйста. Мне без тебя плохо».

В стеклянном зале раздались вежливые аплодисменты. Рай очнулся и снова увидел трех чемпионов. Они вернулись – уже переодевшись, с масками под мышкой, открыв лица.

Хищный, как волк, Рул сразу направился к столу с яствами, где уже вовсю пировали его вескийские друзья.

Тос-ан-Мир пробиралась сквозь толпу в сопровождении своей сестры Тас-он-Мир, той, что проиграла Келлу в первом же раунде. Рай различал их только по самоцветам на темной коже: у Тос-ан-Мир они были огненно-оранжевыми, а у ее сестры перламутрово-голубыми.

Алукард, как всегда, был центром собственной вселенной. Хорошенькая остра что-то шептала ему на ухо накрашенными губками, и пальцы Рая невольно стиснули бокал слишком сильно.

Вдруг кто-то прислонился к колонне рядом с ним. Худощавая фигурка в черном. Лайла выглядела гораздо лучше, чем днем, хотя под глазами у нее еще чернели синяки. Однако у нее хватило бодрости взять с проплывавшего мимо подноса два бокала и протянуть один принцу. Он рассеянно взял его.

– Вернулась, значит.

– Да, – ответила она и обвела рукой бальный зал. – Умеешь ты закатывать праздники.

– На весь Лондон, – уточнил Рай.

– Вот оно что, – протянула она.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, вспомнив сегодняшний поединок.

Она сделала глоток вина, не сводя глаз с толпы гостей.

– Не знаю.

Их окутало молчание. Островок тишины в море звуков.

– Прости, – сказала она так тихо, что Рай едва расслышал.

– За что? – обернулся он к ней.

– Не знаю. Но мне вдруг показалось, что надо извиниться.

Рай сделал большой глоток, всмотрелся в эту странную девчонку, такую угловатую, такую настороженную.

– У Келла всего два лица, – сказал он наконец.

– Всего два? – удивилась Лайла. – Мне казалось, у людей по одному лицу.

– Напротив, мисс Бард, – ты ведь сегодня, судя по одежде, снова Бард? Полагаю, Стейсена отправили куда-то восстанавливать силы? У большинства людей лиц гораздо больше. У меня, например, целый гардероб. – При этих словах он не улыбнулся. Обвел взглядом родителей, арнезийскую знать, Алукарда Эмери. – Но у Келла всего два. Одно для всего остального мира и одно для тех, кого он любит. – Он пригубил вино. – Для нас.