Торопливо выставляю перед собой очередной букет, в этот раз нежных пионов, я прям разбираться стал за этот месяц, выучил названия всех цветов. Улыбаюсь, потому что не могу не улыбаться, когда вижу ее. Даже такую, рассерженную.
- Ты… - она тормозит передо мной на полном ходу, чуть ли не врезается, шипит злобно, - ты… мудак! Как ты посмел? Какого хрена ты сказал, что ты – мой жених? С каких это пор?
Я хочу ей сказать, что с тех самых, как увидел ее первый раз… Но не могу. Слова пропадают, насмотреться на нее не получается. Красивую такую. Злую. Глаза горят. Губы раскрыты. Вот бы ее сжать, да заткнуть эти губы своим ртом! Вот бы на вкус ее попробовать!
Она злится, кулачки сжимает, говорит мне что-то грубое, вокруг нас – толпа, а я думаю только о том, что прямо сейчас, вот в эту самую минуту мог бы ее… Мог бы просто взять, прислонить к дереву, задрать юбку… И никто бы мне не помешал. От одной этой картины в голове все переворачивается, внизу все встает, а в глазах все плывет.
Наверно, я теряю лицо. Слишком дико смотрю на нее, потому что Лара, опомнившись, отступает в сторону… А затем, сжав губы, выхватывает у меня букет пионов и со всей силы бьёт по лицу! Один раз, второй, третий! Пока букет не разлетается на лепестки, а ее не перехватывает за локти та самая мелкая блондинка, уговаривая прекратить и опасливо поглядывая на меня, словно ожидая… чего? Ответки? Она дура совсем? Чтоб я тронул Лару? Только в своей голове. И только членом.
- Не смей больше! Надоел! Дурак! Пошел вон! – беснуется моя беда, которой я так сильно мешаю строить личную жизнь, и, презрительно тряхнув гривой волос, разворачивается и уходит обратно в универ.
А я остаюсь.
Машинально обтираю лицо от лепестков, радуясь малодушно, что не приволок розы… Было бы больнее, однозначно. Разворачиваюсь и иду к выходу.
Вслед мне свист, впрочем, быстро прервавшийся, и возбуждённый гомон. В общем фоне выделяется завистливый женский голос:
- Блин, такой мужик… Я б сразу дала. Дура Добровольская…
Я иду прочь, думая, чего ж меня так сильно вштырило. Мне готова дать каждая первая, а мне нужна только та, что смотреть не меня не хочет.
5.
- Олег, привет! Ты тут чего?
Приятель из зала, имени которого не помню, таращит удивленно глаза, но я не отвечаю, киваю, прохожу мимо, в толпу народу, словно трактор, целину пропахиваю.
- Олег, погодь, погодь… - на моем пути встает уже Фома, - она вон там… Без резких движений, Олег. Мне тут еще работать.
Я показываю взглядом, что в себе и реагирую на предупреждение, смотрю в нужном направлении. И замираю, не в силах даже вдох сделать.
На высоте, там, где обычно тусят гоу-гоу, под лучами стробоскопа танцует богиня. У нее длинные, до задницы, волнистые волосы, тонкая, гибкая фигура, и двигается она так, что все внутри встает и нихрена не падает. Она – словно не с этой планеты, словно из космоса прилетела, настолько нереальная в своем блестящем коротком платье и таких же блестящих сапогах до середины бедер. На ком-то другом этот наряд выглядел бы шлюховски. На ней – идеально. Она танцует, двигается медленно, в такт музыке, извивается тонкая фигура, длинные волосы шевелятся, словно водоросли под водой, мягко и завораживающе. Во рту сухо, как в пустыне. Взгляд невозможно оторвать от танцующей на подиуме богини. Неосознанно делаю шаг к ней.