—Я готовлю завтрак, — весело сказала Жюстина. — Похоже, нужно разбить еще пару яиц.

—Ты... что?.. мама...

—Оуэн, постарайся произнести предложение полностью. Выпей кофе.

Она достала стакан.

—Э-э... Я должен... — Все еще пунцовый от смущения, Вилли Би переминался на огромных ногах. — Надеть штаны.

—Да! — Оуэн непроизвольно всплеснул руками. — Это... штаны... Ради бога!

Проворчав что-то невнятное, Вилли Би улепетнул из кухни как медведь к берлоге.

— Мама.

Жюстина взяла щипцы, чтобы снять со сковороды бекон.

—Давай, заканчивай. Я тебе помогу, начну сама. Что...

—Что... — Оуэн с трудом сглотнул колючий комок в горле. — Что вы с ним делали? Здесь. Голые.

Жюстина подняла брови и оглядела себя.

—Я не голая.

—Почти.

Явно сдерживая улыбку, Жюстина запахнула и завязала халат.

—Так лучше?

—Да. Нет. Не знаю. Моя голова. Она взорвалась?

Оуэн провел по голове руками.

Жюстина с невозмутимым видом достала из большого холодильника яйца и молоко.

—Вообще-то я хотела сделать омлет, но, учитывая обстоятельства, нажарю французских гренков. Ты любишь французские гренки. Ты ведь еще не завтракал, да?

—Нет. Мама, я не понимаю.

—Что именно, детка?

—Ничего. Все.

—Хорошо, давай объясню. Когда люди взрослеют, им часто хочется, чтобы рядом кто-то был. Лучше всего, когда люди по-настоящему любят и уважают друг друга. Секс составляет важную часть этой близости, значит...

—Мама! — Оуэн почувствовал, как жар заливает шею, но не знал, какая эмоция была тому причиной. — Прекрати.

—Ага, это ты понимаешь. Мы с Вилли Би любим и уважаем друг друга и время от времени занимаемся сексом.

—Не упоминай себя, Вилли Би и секс в одном предложении!

—Тогда я не смогу ничего объяснить. Значит, смирись, — посоветовала мать и протянула ему кусок бекона.

—Но...

Оуэн взял бекон. Мысли путались, мешая высказаться связно.

—Я любила твоего отца. Очень любила. Мне было всего восемнадцать, когда я устроилась на работу в строительную фирму и в первый же день увидела его. В рваных джинсах и тяжелых ботинках он стоял на стремянке. Без рубашки, только в поясе для инструментов. Бог мой, у меня в глазах потемнело... Том Монтгомери. Мой Томми.

Она достала миску, начала вилкой взбивать яйца и молоко.

—Я даже не смогла притвориться скромницей, когда он позвал меня на свидание. После я ни с кем не встречалась. Да и не хотела. Я любила только его, твоего папу.

—Знаю, мама.

—Мы прожили хорошую жизнь. Он был замечательный человек, сильный, умный, веселый. Прекрасный муж и отец. Мы вместе создали собственное дело, потому что оба этого хотели. Наш дом, семья — все это заслуга Томми. Его частица живет в вас, проявляется в характере и внешности. У тебя отцовский рот, у Бекетта — глаза, у Райдера — руки. Много еще чего. И я этим дорожу.

—Прости. — Оуэн смотрел на мать, слушал, и его сердце разрывалось на части. — Прости. Не плачь.

—Это слезы благодарности, а не печали. — Жюстина добавила в миску сахар, ваниль, щедро сыпнула корицы. — У нас была замечательная, интересная, полная событий жизнь... а он умер. Вы не знаете — я никогда этого не показывала! — как я злилась из-за того, что он взял и умер. Я злилась на него много недель, даже месяцев. Очень долго. Он не должен был умирать! Мы собирались всегда быть вместе, а его вдруг не стало. Он умер, Оуэн, и я все жизнь буду по нему скучать.