— Послушай, Филька! — громко и весело сказал он. — Хватит от меня бегать… — Тут вошедший заметил Машу и осекся. — У тебя дама? — иронично произнес он. — И молоденькая! Ну да все равно, я как собака замерз, тебя карауля, скажу, что хотел, а потом мешать не буду.

Маша непроизвольно села обратно на матрас. Этот высокий морщинистый мужчина с висячими усами и пронзительными карими глазами загораживал выход, лишая ее надежды на побег. На нем было длинное серое пальто с бобровым воротником, а под пальто длинный сюртук и жилет с толстой золотой цепочкой, на шее — галстук, заколотый булавкой с крупным камнем.

Не отводя от девушки взгляда, высокий снял цилиндр, обнажив гладко выбритую голову, и продолжил:

— Ты ведь должен мне двадцать рублей, Филимон. И уже давно. Я тебя предупреждал: не отдашь, сам взыщу.

Рак при виде вошедшего съежился и прижал свои клешни к груди.

— Завтра, Митрий Ильич, завтра отдам. Сейчас не могу. Дела у меня.

Он наклонил голову в сторону Маши.

— А мне какое дело, что у тебя дела? — насмешливо ответил усатый. — Твои дела меня не касаются, правда, мамзель? Совсем не касаются. У тебя свои дела, а у меня — свои.

— Помогите! — пискнула Маша, — Он меня силком притащил. Я не хочу.

— Молчи! — взвизгнул Рак. — Племянница это моя, — пояснил он усатому. — Маненько головой тронутая. Сбежала от тетки, а я разыскал. По улицам бродила, видишь ли! А разве это дело? Так и любой обидеть может. А я что? Разве это хорошо — когда девка по улице шляется? Разве это порядок?

Усатый пожал плечами.

— Твои дела меня не касаются, — сказал он. — Тетка там, не тетка — мне все равно. А два червонца отдай.

— Нет у меня сейчас, — нервно сказал Рак. — Завтра отдам.

Дмитрий Ильич пригладил усы и хмуро посмотрел на собеседника.

— Ты не финти, Филька, зубы мне не заговаривай. Знаю я тебя.

Маша смотрела на него круглыми от ужаса глазами — ее просьбу о помощи как будто не заметили!

— Ну нету. Нету! — заверещал Рак. — Что я сделаю-то? Нету и все!

— Что же, — сказал усатый. — Я и сам вижу — нету. А вот племянница — есть.

— Не дам! — Рак прыгнул между усатым и Машей, сидевшей на кровати. — Это — моё!

Но тут усатый коротко и жестко ударил Рака в лицо, а потом шагнул ближе и ударил уже в живот. При этом цилиндр он элегантно держал другой рукой. Рак согнулся, закашлявшись.

— Кто тебя спрашивать будет, недоумок? — спросил усатый. — Сам отдать не можешь — пусть племянница отрабатывает.

Он подождал, пока Рак разогнется, и третий раз ударил его — с такой силой, что тот повалился на стол, роняя бутылки, разлетавшиеся по полу, как кегли.

Усатый, более не обращая внимания на Рака, подошел к Маше и, подув на мозолистые костяшки пальцев, сказал:

— Вставай. А не встанешь, я подниму.

Маша покорно встала. Ей все равно надо было вырваться из этого склепа — любой ценой. Она подумала, что если усатый сейчас выведет ее на улицу, то она крикнет «караул» и будет отбиваться до того момента, пока кто-нибудь не придет на выручку.

— Иди вперед меня, — сказал усатый, аккуратно надев цилиндр и открывая Маше дорогу к двери. — Да не думай убежать, а то…