Маша пошла, не чувствуя под собой ног, поднялась по лестнице и, открыв дверь, оказалась снова в той же арке. На мгновение ноги у нее чуть не подкосились от обилия сырого холодного воздуха. Но она все еще была жива и все еще надеялась избавиться от нового мучителя.

Сзади нее закрылась дверь, и Маша услышала голос усатого:

— Ну вот ты и свободна.

Свободна? Маша недоверчиво обернулась. Усатый улыбался.

— Что, думаешь, я не понял, что тебя Филька к себе силком затащил? Он не в первый раз так делает. Да только ты ведь не гулящая, не нищая. Я сразу понял — ты из приличных девушек. Кто это тебя так разукрасил?

— Спасибо, — прошептала Маша онемевшими губами.

— Голодная? — спросил усатый. — Пойдем, подкрепимся. И ничего не бойся, я же с тобой.

Как будто тяжелая мутная волна отхлынула от нее. Еще минуту Маша была как пружина сжата смертельным отчаянием, а теперь эта пружина вмиг ослабла, и снова появились звуки, снова можно было дышать уличным воздухом, серые сумерки впустили в себя и другие цвета — темно-красного кирпича арки, светлой полосы от фонаря, мокрого булыжника. Слезы потекли из Машиных глаз, смывая грязь короткого страшного будущего.

— Ну-ну, — сказал Дмитрий Ильич ласково, — не плачь. Пойдем, я тут знаю одно заведение. Хозяйка готовит вкусно. И согреешься, и развеешься. Да и расскажешь мне про свою беду.

Маша кивнула. Усатый крепко взял ее под руку и повел прочь от арки по переулку. Брелоки на его цепочке мелодично позвякивали с каждым шагом.

Они прошли дальше, потом обогнули какой-то дом, в котором ярко светились зашторенные окна, и вошли с черного хода. Поднявшись на второй этаж, Маша оказалась в большой кухне, где под плитой ярко пылал огонь, а у разделочного стола стояла пышная простая баба в чистом переднике и со скалкой в руках, — раскатывала тесто.

— Любаша, — сказал ей Дмитрий Ильич. — Покорми-ка вот эту девушку, а я пока пойду, найду Ирину Петровну, мне с ней потолковать надо.

Маша села за большой чисто выскобленный стол, чувствуя, как тепло медленно заполняет все ее тело. Где-то, вероятно в других комнатах, играло пианино и иногда слышался смех. Тут же захотелось в туалет, но Маша решила потерпеть — слишком хорошо ей было в этой большой светлой кухне с висевшими на стене сковородками и кастрюлями, с большими окнами, за которыми было уже совсем темно. И с этой толстой женщиной. Та принесла ей миску с нарезанной телячьей колбасой и куском серого хлеба, и Маша, быстро поблагодарив, тут же принялась жадно есть. Толстуха, не обращая на нее внимания, вернулась к своему тесту.

Наконец Маша наелась, блаженно вздохнула и спросила стряпуху:

— Тётя, что это за дом?

Не отрываясь от своего дела, женщина ответила низким хрипловатым голосом:

— Дом как дом.

— А кто хозяйка?

— Ирина Петровна хозяйка, — ответила толстуха. — Поела?

— Да, спасибо вам, — кивнула Маша. — Очень вкусно.

В этот момент дверь кухни отворилась — это вернулся Дмитрий Ильич, уже без шляпы и пальто, а с ним женщина — худая, немного горбившаяся, в темно-коричневом платье с желтым воротничком. У нее был длинный нос и больные глаза навыкате, под которыми темнели мешки.