Я положил бумаги на колени. На них не было ни подписи, ни какого-либо обозначения, которое позволило бы определить их происхождение Хьюдж-Беккет, если, конечно, послание поступило от него, был в своем амплуа: под видом помощь вывалил мне массу бесполезных сведении да еще предупредил, чтобы я не смел соваться к единственному человеку, который мог иметь отношение к угрозам в адрес Джонни Фаррингфорда.
Хьюдж-Беккет не имеет ни малейшего представления о том, что здесь происходит, сердито подумал я. Хотя, с другой стороны, как он мог получить это представление, если я ему ни о чем не сообщил? А сообщить ему что-либо было весьма непросто. Все, отправляемое из посольства, проходило через руки информатора Малкольма Херрика. С тех пор как Малкольм узнал, что Оливер посоветовал мне отправить сообщение прямо с Кутузовского проспекта, он наверняка успел укрепить там свои позиции. А первая страница «Уотч» была совершенно не тем местом, где я хотел бы увидеть описание моих приключений.
Был еще телефон, который могли подслушивать с обеих сторон. И почта, которая шла очень медленно и могла быть перехвачена.
Правда, был еще Йен, у которого, если я правильно понял, была своя собственная система безопасной связи с родиной, но едва ли он имел права позволить частному лицу воспользоваться ею.
А в глубине моего сознания маячил не до конца сформулированный вопрос: можно ли считать Йена союзником?
Друг Стивена, как и предполагалось, пришел за документом в начале двенадцатого. Вернулись Стивен и Гудрун, оба очень довольные, нагруженные луком.
— Лук! — воскликнула Гудрун. — Его не было в магазинах четыре месяца. Зато теперь нет яиц. Тут всегда чего-нибудь нет.
— Хотите чаю? — спросил Стивен и, не дожидаясь ответа, пошел кипятить воду. Они были в приподнятом настроении после хорошей вечеринки. Как ни странно, от этого мое состояние резко ухудшилось — совсем как у скряги на Рождество.
— Что вам нужно, — заявил вернувшийся Стивен, поглядев на меня, так это полпинты водки и хоть какие-нибудь хорошие новости.
— Давайте, — ответил я.
— У нас есть бисквит.
Он достал из угла книжной полки пакет и расчистил на столе место для чашек. Затем, словно внезапно что-то сообразив, принялся сооружать на стене над кроватью какую-то конструкцию из канцелярских кнопок и веревки, к которой подвесил свой будильник. Лишь когда Стивен закончил свои манипуляции, я сообразил, что будильник громко тикает прямо перед спрятанным в стене ухом.
— Если нас слушают, то пусть слышат хоть что-нибудь, — бодро пояснил он. — А то когда ничего нет, они начинают беспокоиться.
Пожалуй, чай оказался полезнее недоступной водки. Ко мне понемногу начало возвращаться ощущение покоя.
— Все посетители должны были уйти не позже половины одиннадцатого, — беспечно сообщил Стивен.
— А это могут проверить?
— Никогда не слышал о таких проверках.
Я не спеша пил чай, продолжая привычно удивляться московским порядкам. Вот это гостеприимство! А если гость задержится?
— Гудрун, — лениво проговорил я, — вы не могли бы кое-что посмотреть для меня?
— Простите?