— Похоже, что он успешно поработал с Гансом Крамером, — перебил я.

— Эта клиника — последняя в списке.

— Да, — согласилась Гудрун. — Но вы все еще не понимаете.

— Так расскажите мне!

По тому, с каким трудом девушка подбирала английские слова, было видно, что ее мысль работает очень интенсивно.

— Доктор Хубер учил их, что для выздоровления они должны уничтожить систему, которая заставляла их ощущать себя... не в своей тарелке. Он говорил, что они должны уничтожить мир своих родителей... Он называл это террористической терапией.

— Мой Бог!

— И... и еще... — Гудрун задохнулась. — Я не знаю, каков был результат его работы с Гансом Крамером, но... Доктор Хубер рекомендовал своим пациентам следовать примеру Андреаса Баадера и Ульрики Майнхоф.

Как говорится, время остановилось.

— Вы что, призрак увидели? — поинтересовался Стивен.

— Я увидел план... и его результат. Учение доктора Вольфганга Хубера было проявлением крайне экстремистской посткоммунистической теории. Уничтожьте гнилую капиталистическую систему, и вы окажетесь в чистом, здоровом обществе, управляемом рабочими. Эта утопия больше всего привлекала интеллектуалов из среднего класса, у которых были и мозги, и средства, чтобы бороться за свои цели.

Даже мечтатели, вооружившись этой доктриной, рано или поздно начинали убивать. А люди, подобные доктору Хуберу, проповедовали свое кровавое евангелие юнцам с неустановившейся и вдобавок расшатанной психикой. В результате организация Баадера — Майнхоф постоянно пополнялась новыми адептами. А также и палестинский «Черный сентябрь». Ирландская республиканская армия, аргентинский ЕРП и их бесчисленные ядовитые ответвления во многих странах и регионах.

Свободнее всего от терроризма была страна, которая поощряла и лелеяла его. Страна, где эта ядовитая рассада впервые появилась на свет.

Во время Олимпиады в Мюнхене мир вздрогнул, узнав, что посев начал приносить все более и более обильный урожай.

И кто-то собирался спустя восемь лет принести созревший плод на Московскую Олимпиаду.

Стивен предоставил мне свою кровать, а сам предпочел разделить ложе с Гудрун. В результате, как мне кажется, выиграли все трое. Поскольку иностранные студенты не имеют возможности свободно выходить наружу и общаться с аборигенами, их просто вынуждают спать друг с другом, иронически заметил молодой человек.

Меня сильно знобило, и в то же время я чувствовал жар. Это были явные признаки болезни.

Спал я не слишком долго, хотя это не имело особого значения. Руку дергало, словно по ней колотили паровым молотом, но голова была ясная. Это было гораздо лучше, чем наоборот: туман в голове и здоровая рука. Большую часть ночи я размышлял, строил предположения и планы, а утром снова вернулся к этому занятию. Мне предстояло предпринять некоторые шаги, которые должны были подтолкнуть моих врагов к новому покушению, но при этом я должен был остаться в живых.

Утром Стивен напоил меня чаем, дал мне свою бритву и весело направился завтракать в студенческую столовую.

Вернулся он со всякой всячиной вроде пустых булочек для гамбургеров, которые купил в магазине на первом этаже, и застал меня за изучением длинного ряда букв, записанных на конверте.