— Я не видел девушек среди экипажа.

— Так это же не все. У нас экипаж сорок человек. Владимир Никанорович остальным разрешил отдыхать после утреннего налета.

Долгов заметил, как двое искоса поглядывающих на него матросов развернули пожарный шланг и принялись поливать палубу, смывая за борт мусор.

— Вася, а где у вас радиорубка?

— Да вон она, — Рябинин указал на трехэтажную надстройку в корме. — Вон, у борта. Дверь открыта.

Долгов присмотрелся и увидел маячивший в дверях женский силуэт. Иллюминаторы рубки выходили у самой воды, на одном уровне с палубой.

«Так, теперь ясно — торпеда ударит в правый борт и ближе к корме, — размышлял он, прикидывая, как это вскоре произойдет. — Хотя не факт, что радистка была в радиорубке. А с другой стороны — идет бой, судно отбивается от авианалета. Тревога. Все по боевым постам. А где радистке быть? Конечно, в радиорубке. Теперь подумаем, как умудрился подставиться Рябинин».

— Вася, а ты кем на судне?

— Я на должности трюмного, а так — куда капитан пошлет. Я все могу.

«Куда же он тебя послал, что ты попал под торпеду?» — задумался старпом.

— Вася, а ты можешь сегодня от меня не отходить? — Долгов хлопнул по-дружески Рябинина по плечу и рассмеялся. — Я совсем не знаю ваше судно, так побудь у меня нынче экскурсоводом.

— Это уж как капитан скажет. Танкером не вы, Анатолий Михайлович, командуете. Им командует Владимир Никанорович. А он слушается только Федорова.

— Опять этот Федоров! И сколько раз тебе говорить: прекрати мне выкать! Расскажи мне об особисте.

Рябинин оглянулся вокруг и, сделав над собой усилие, спросил:

— А ты правда не из НКВД?

— Правда. Так кто он такой?

— Никто толком не знает. Он у нас уже год, а кроме его звания и фамилии никто ничего не ведает. Все стараются держаться от него подальше, ну, а уж если приспичит обратиться, то только — «товарищ старший лейтенант госбезопасности». Даже капитан к нему так обращается. А больше я ничего не знаю.

Долгов почувствовал, что с этим Федоровым ему еще придется выдержать нелегкий разговор, а потому нужно приготовиться.

— Ну, а что он за человек, Вася, ты расскажи, не бойся. Я здесь не для того, чтобы на кого-то стучать. Я уже понял, что его все боятся. Но ты же слышал, что мне капитан сказал? Чтобы я подошел к особисту. Так вот я и хочу узнать, как с ним себя вести?

— Дерьмо, одним словом! — выпалил Рябинин, не сдержавшись, и тут же схватился за рот. — Простите, Анатолий Михайлович! Вырвалось! Вы только ему не говорите!

— Дерьмо, говоришь? Да ты не бойся, этот разговор останется между нами. А почему он дерьмо? Может, у него служба такая?

Рябинин покраснел, затем, решив, что он и так ляпнул лишнее, часто закивал:

— Да, да, вы правы. Служба у него такая.

— Ну вот. Мы ведь договаривались — все по-честному. Чего ты испугался? — Долгов взглянул на появившихся на палубе матросов, затем на смотрящего на них из открытого иллюминатора ходового поста капитана и сказал: — А ну идем, еще на зенитку посмотрим.

Туман уже рассеялся, и теперь были видны почти все корабли конвоя. Четыре колонны судов растянулись на предельную видимость, и от первых, головных, можно было увидеть лишь столбы дыма. Танкер «Азербайджан» шел в последнем, замыкающем ряду. Позади, на расстоянии нескольких километров, шли эсминцы эскорта, да еще слева Долгов рассмотрел серый горбатый силуэт крейсера. Он отвел Рябинина в нос танкера и, вытащив из ящика снаряд, сделал вид, что интересуется исключительно зениткой.