— Не договоримся, Ваше высокоблагородие?

— Вот именно. К вам присматривались, Шаховской. Присматривались очень внимательно. И мы полагаем, что вы готовы к более интересной работе, чем простая работа летнаба.

Князь пожал плечами

— Судя по тому, что написали эскулапы, я вообще мало на что гожусь.

— Не прибедняйтесь. Сначала несколько вопросов. Ваше место рождения?

— Вы его не знаете?

— Отвечайте на вопрос, сударь.

Снова — то же самое, неприятное металлическое дребезжание в голосе. Ох, непрост господин тайный советник, ох, непрост. Между прочим — звание то у него уже генеральское.

— Варшава.

— Ваш отец, князь Александр Шаховской — тоже служил в армии.

— Да. В Висленском крае — там он получил ранение. В Терской области.

— Какими языками владеете?

— Русский, французский, немецкий, польский, английский — это цивилизованные. Из нецивилизованных — арабский, в диалектах Неджда и Междуречья. Немного знаю южное наречье — это искаженный арабский, бытующий в Адене и наречье горцев. Этот язык вообще не похож на арабский, язык горцев. Нельзя сказать, что я хорошо его знаю — но на бытовые темы объясниться с горцем смогу.

— Вы кстати не упомянули идиш, который вы так же знаете. Кто вас учил английскому и немецкому языку?

Знают. Всё знают…

— Седов…

— Лев Седов, сын лидера большевистской партии Лейбы Давидовича Троцкого?

— Он самый. Его сослали в Сибирь как неблагонадежного.

— Где и как вы познакомились?

— В Тобольске. Маменька искала мне педагога. Послушайте, если вы считаете…

Тайный советник поднял руку

— Я ничего не считаю. Я проверяю — только и всего. Вы говорили с Седовым на политические темы — или только учили язык?

— А если и говорил?

Тайный советник пожал плечами

— Во всяком случае, это не будет расценено как измена. Вы — не более чем подросток, которому маменька весьма непредусмотрительно нашла опасного с политической точки зрения педагога. Марксизм и его чудовищное ответвление троцкизм на сегодняшний день почти повсеместно раздавлен, политических стачек и крестьянских бунтов не было уже несколько лет. Просто скажите, что вы думаете обо всем об этом и покончим с этим вопросом.

Шаховской тяжело вздохнул

— Да мы говорили, в том числе и на политические темы. Это нельзя было назвать агитацией… какой смысл агитировать двенадцатилетнего подростка, скажите? Седов бедствовал, ему нужна была работа, маменька жалела его. Да, мы говорили на политические темы… старались говорить как равные…

— Вы верили Седову?

Шаховской задумался

— Сначала даже верил. Было нечто привлекательное… в его словах. Равенство, братство, труд. Но я тогда сомневался в осуществимости этого, а со временем стал сомневаться еще больше.

Богачев пожал плечами

— Ну, утопия как раз и предполагает ее неосуществимость. Вопрос, сколько крови прольется при этом. Скажите, а что заставило вас сомневаться в словах Седова.

— Ну… то что я видел своими глазами. Папенька… отослал нас в Тобольск, потому что были рокоши. Польская социалистическая партия… Пилсудский… Дзержинский. Когда они поняли, что не могут справиться с армией — они перешли к террору против беззащитных. Против женщин, против детей. Я помню, как на набережной Вислы к моей маменьке подошла женщина и плюнула ей в лицо. Я тогда вцепился ей в ногу…