Наконец, когда прошло ровно две недели с момента отплытия «Наполеона» из Кале и Гримлер вновь вышел на его палубу, он увидел землю, чётко вырисовывающуюся на фоне океана и неба, расстояние до которой он оценил в двенадцать-тринадцать миль.
В тот день дул крепкий восточный ветер, который очень сильно надувал паруса корабля, и он будто летел по волнующемуся океану. Из-за сильного ветра образовывались волны высотой в пятнадцать футов, и капитан приказал спустить некоторые паруса и оставить только три, чтобы корабль не так сильно бросало по волнам. Но всё равно маленькие водяные горы мощно ударялись о борта корабля, создавая фейерверки брызг, которые редко, но всё же долетали до палубы. От ударов волн в нижних помещениях стоял сильный грохот, а одна из них, бывшая самой сильной в тот день, заставила корпус затрещать на несколько секунд, судно бросило на двадцать футов вправо, а некоторые люди на нём упали на пол.
Из-за волн на борту «Наполеона» была сильная качка, небольшие вещи в каютах стали двигаться из стороны в сторону, а у людей начало кружить голову. Но Гримлер был выносливым к этому, и поэтому почти ничего не почувствовал.
«Наполеон» двигался со скоростью около тридцати миль в час, поэтому берег быстро приближался, а когда уже стало отчётливо видно корабли, стоявшие в гавани Саванны, деревья и отдельные дома, Гримлер в последний раз зашел в свою каюту, чтобы собрать все свои вещи, лежавшие там. Когда это было сделано, он уже не сходил с его палубы.
Наконец, «Наполеон», подойдя к гавани Саванны, отыскал в плотном ряду кораблей пустое место, которое было прямо по его курсу и поспешил занять его. Ещё когда до пристани осталось ещё сто пятьдесят футов, Дерни отдал приказ бросить якорь, чтобы «Наполеон» не ударился о берег Соединённых Штатов, и через три секунды он был выполнен. Затем капитан приказал на время убрать паруса, дабы ветер не разорвал их.
Люди поспешили покинуть «Наполеон», поэтому у выхода на берег образовалось небольшое столпотворение. Перед тем, как сойти с корабля, Гримлер попрощался с капитаном Дерни и пожелал ему счастья, а «Наполеону» – удачного плавания.
Он решил ступить на гавань последним, чтобы не попасть в общую толчею и не доставить кому-либо неприятностей. Наконец, когда поток людей закончился, и на борту мгновенно воцарилась почти полная тишина, Гримлер ступил на берег.
Покинув гавань, он оказался в самом городе Саванна и сразу же стал любоваться им. Здесь были разноцветные и очень красивые дома, стоящие в тени высоких деревьев, ухоженные улицы, и дороги, сделанные из серого булыжника. Тут не было так много экипажей и лошадей, носящихся в разные стороны, как, например, в Париже, так как Саванна была небольшим городом. Был самый разгар лета, и все деревья пышно раскинули свои кроны. Вдобавок, сильный ветер практически стих.
Гримлер шёл медленно и не заговаривал с попадающимися ему на пути людьми. Он хорошо знал английский язык и довольно неплохо понимал их речь, но старался не вслушиваться в неё, чтобы никто не заподозрил его в подслушивании.