– Так что из него сделать можно?

– Отливки разные, если жидкий металл в формы заливать. А глины для них тут всякой хватает, под ногами она. Вот и будут плиты и заслонки для печей, ядра и бомбы, та же картечь для пушек. Да на многое чугун пойти может, зачем его выбрасывать.

А вот гипс и мел. С первого тебе лубок соорудили, а мел для побелки идет. Как видишь, боярин, недра богаты и без серебра и злата, нужно только уметь их вскрыть и использовать. Песка много разного – стекло варить надо, городки строится будут, слободы по Донцу ставим, невольников селим, а в хатах окон много, не через бычьи пузыри на свет смотреть. Пока, как видишь, они маленькие и мутные, стекляшки, но ведь лиха беда начало – мастеровые научаться потихоньку.

Юрий с гордостью посмотрел на небольшие окна, что были закрыты рамами с множеством ячеек, со вставленным в них очень толстым и не совсем прозрачным стеклом с две ладони размером. Технологии местные, нашелся один умелец, а потому требовали доработки. Но ей он собирался заняться в октябре – времени хронически не хватало.

– Мы нормальные окна только здесь поставили, но это не мой дворец, как ты подумал – это школа. Тут три класса с нынешнего октября учебу начнут, все дети обязаны быть грамотными – научаться писать и считать хорошо, книг, правда, маловато, но священники из обители, что на Святых Горах, сюда приедут и уроки вести начнут до конца марта.

Вот такая бурса у нас получится – а при ней огороды. Сегодня изучали картошку, весной ученики ее посадили, ухаживали все лето, пололи и окучивали, а ныне сами урожай собрали. А завтра в поле пойдут кукурузу убирать, мешок целый в Крыму захватили. На Гетманщине ее выращивать помаленьку стали, но тут еще не прижилась она. А ведь наравне с картошкой как хлеб пойти может, и на корм скоту тоже. Да много чего ученики из слобод и сел узнают, чего только не посадили для опыта – вон подсолнух стоит, из его семечек масло можно отжимать. А там горчица и перец стручковый. Жаль, помидоров, которые томатами именуют, пока нет – но семена добудем, иноземцы выращивают этот овощ.

Юрий посмотрел на удивленное лицо боярина, и добавил, показывая в окно, как бы обведя все рукою и подгребая к себе:

– Это все школьные строения – курень для мальцов слободских и селян, они жить там будут с октября по март на полном коште. Там поварня с трапезной, мастерская, погреба для овощей. Та ребятня, что в городе живет, на занятия приходить станет. Для них еще ремесленную школу при оружейной мануфактуре поставили – умеющие работники зело потребны, сам видишь, сколько у нас дел разных!

– А дворец мне строят, в слободе, что между Славянском и Торским городищем. И станет он выглядеть и достойно, и необычно. А слободу именуем «Стрелецкой». Там будет военная школа, и в ней все мои подданные пройдут обучение должным образом. Мне каждый человек дорог, чтобы я позволил себе его в бою потерять.

Но это так, к слову пришлось, боярин, ибо есть у меня к вам приватный разговор, что определить многое может в будущей жизни, и делах наших. И для меня, и для вас, Иван Петрович. Именно так и писаться в будущем будете, с «вичем», коим сейчас только князья и московские дворяне подписываться право имеют.