Также как князья Острожские в Польше – сорок лет назад их горделивый княжеский род пресекся. Только я один остался из прямого потомства короля Даниила Романовича! Пора настала нам прежнее княжество возрождать. Я так помыслил, боярин. Если есть одна Галиция на западе, то почему бы не быть другой, но уже на востоке, православной и вольной. Смотри, что от предков наших осталось!

Юрий достал из шкафчика золотой обруч с чубчиками, украшенный драгоценными каменьями. Алмазы и рубины сверкнули в лучах солнца, когда Галицкий положил реликвию на стол. Выглядело все крайне внушительно для любого посвященного в тайну.

– Вот королевский венец князя Даниила Романовича, как сказано «короля Галиции и Людомерии». Эта надпись такая же на латыни вот на этом кресте, что от него в наследстве у меня.

Юрий достал из-под ворота рубашки рубиновый крест, снял его с шеи и положил рядом с короной. Затем достал золотой перстень и круглый серебряный печатный столбец:

– А это печати княжеские, такие как на грамотах, что ты смотрел. Вот все мое наследие дедич и отчич!

Иван Петрович принялся рассматривать реликвии, внимательно и почтительно, не притрагиваясь руками. И поднял голову, в глазах блестели слезы. Глухо произнес:

– Не знал про то, князь Юрий Львович! Не ведал ни сном, ни духом. И что делать – я ведь три деревеньки в Поместном приказе получил недавно. Пожгла их татарва…

– А потому ты перед царем чист! Чтобы восстановить порушенное, тебе придется христарадничать у богатых родственников в Москве, и не факт что они тебе хоть немного денег дадут. Ведь вы для них «худородные», с которыми знаться невместно.

Возвращаться к пепелищу, тем более не родимому, чтобы там жена твоя любимая с дочерью страдали от воспоминаний тягостных, не стоит. Да и людишки твои здесь остаются – никто не пожелал возвращаться. Говорят, боярин наш добрый и справедливый, но, поди другого помещика поставят – то взвоют все разом!

От слов Юрия Иван Петрович согнулся, будто фразы превратились в тяжелые камни и легли ему на плечи, придавив тяжкой ношей. А Галицкий продолжал гнуть свою линию:

– Не идет народ, освобожденный из крымской неволи обратно за Северский Донец. Не желает терять обретенную здесь вольность. Хотя некоторые уходят, но лишь для того, чтобы забрать семьи и родных, и потом бежать всем вместе сюда. Каждый день беглецы Донец переходят, редко по одному, чаще до десятка числом и более. А иногда и толпами – и не бояться оказаться на краю «Дикого поля». Видимо, дома жизнь горькой стала.

– Сыск беглых у тебя вскоре начнут, княже. Дьяков отправят и по всем селениям пройдут.

– Пустое, – усмехнулся Юрий. – В Галиции беглых селить не буду. Всех отправлю на волынские земли, что между реками Кальмиусом и Миусом зажаты. Татары шалят частенько, не то, что дьяки с отрядом, войско целое пропадет одним махом, сгинет без следов.

И там городки казачьи стоят – запорожские и донские – а с них беглых не выдадут. А у меня все чисто будет, не подкопается Приказ Малой Руси. Или беглецы из украинских земель, что под ляхами, или освобожденный татарский полон. Большая дурость ставить в известность о своих планах Москву – все делать нужно в тайне.