— Историю про то, как умерла какая-то девочка, — раздумчиво произнесла Беверли.
— Какая девочка?
— Он не хотел об этом говорить, вот только тогда, в больнице…
Она замолчала, переплела пальцы и постучала по ноге.
— Расскажи подробно, что он говорил, — настойчиво попросил Роберт.
— Они были вместе ночью, а потом она покончила с собой. — Беверли искоса взглянула на Роберта. — Я похожа на нее, правда?
— Правда.
— В больнице он говорил, что убил ее, — прошептала Беверли.
Роберт вздрогнул и повернулся к ней.
— Как это? — спросил он.
— Он говорил, что это он сделал так, что она умерла.
Роберт смотрел на девушку, открыв рот.
— Он говорил… говорил, что сам во всем виноват?
Беверли кивнула.
— Да, виноват, — продолжала она. — Потому что они должны были заниматься, играть на скрипке, но вместо этого легли в постель, и она решила, что он одурачил ее, чтобы выиграть конкурс.
— Но он ни в чем не виноват!
— Конечно.
Роберт сгорбился за рулем и несколько раз потер руками лицо.
— О боже. Я должен…
Он резко повернулся, машина закачалась, кто-то позади них нетерпеливо засигналил, и Беверли встревоженно взглянула на него:
— Что случилось?
— Я… я должен кое-что ему рассказать. — Роберт начал разворачивать машину. — Я стоял за сценой, когда он собирался играть, и знаю, что случилось. Грета была перед ним, она играла первой…
— Ты там был?
— Погоди, — перебил Роберт. — Я все слышал, я… к гибели Греты Аксель не имеет никакого отношения…
Он так разволновался, что снова остановил машину. С посеревшим лицом он повернулся к Беверли и прошептал:
— Прости, но мне надо…
— Ты уверен?
— В чем?
— Ты уверен, что Аксель не виноват?
— Да.
— Тогда что там случилось?
Роберт смахнул слезы и задумчиво открыл дверцу.
— Дай мне минуту, я должен… должен поговорить с ним, — тихо сказал он, вышел и остановился на тротуаре.
Могучие липы на Свеавеген бросали семена, плясавшие в лучах солнца, на машины и людей. Роберт вдруг широко улыбнулся сам себе, вынул телефон и набрал номер Акселя. После трех гудков его улыбка увяла, он снова сел в машину, не отрывая телефон от уха. Прервал вызов, чтобы проверить номер, и только тут обнаружил, что Беверли исчезла. Роберт огляделся, но ее нигде не было. Грохотали грузовые машины и автобусы, студенты на дешевых автомобильчиках с шумом проносились по площади Сергельсторг. Роберт захлопнул дверцу, завел мотор и медленно поехал вдоль тротуара, высматривая Беверли.
94
Шуршит белый пластик
Аксель не знал, как долго простоял у окна, глядя вслед Роберту и Беверли. Машина давно уже скрылась из виду. Мысли вертелись вокруг того, что случилось. Аксель заставил себя прекратить думать о прошлом, подошел к музыкальному центру, поставил пластинку Боуи, The Rise and Fall of Ziggy Stardust and the Spiders from Mars, и прибавил громкость.
Pushing thru the market square…
Аксель подошел к бару и достал одну из самых дорогих бутылок из своей коллекции виски. «Макаллан» 1939 года — первого года войны. Аксель налил себе полстакана и сел на диван. Он слушал музыку, опустив глаза (молодой голос и небрежная партия фортепиано), и ощущал аромат тяжелой дубовой бочки и темного подвала, соломы и цитрусовых. Отпил из стакана — крепкий спирт обжег губы, наполнил рот. Напиток, вынашивая свой вкус, ждал целые поколения, пережил смену правительств, войну и заключение мира.