Вернувшись к вечеру в зимовье, Дима едва сдержал радостный возглас. Ворон опять прилетал и хорошенько расклевал мясо. Радость юноши никто не разделил. Артёмыч возвратился без добычи. Единственного соболя, угодившего в его капкан, испортили кедровки. Витя также пришёл порожняком, а дядя принёс изрядно потрёпанную тушку. Тамга загнала соболя под старую ель. Отступать было некуда, и смелый зверёк напал на лайку. Попеременно шипя и уркая, показал зубы, потом прыгнул, шамкнул Тамгу когтями. Лайка, тренированная на котах, была привычна к такому обращению и со зверьком управилась. К приходу Николая Николаевича она умертвила соболя, однако подпортила тому шкуру.

«Дебил Дебилыч».

За ужином говорили о вороне, о том, что его не испугал даже убитый и вывешенный к мясу сородич. Договорились, что назавтра в доме останется Артёмыч. Тот пошутил, что лучше оставить в засаде дятла, но не стал усердствовать в этой шутке – всё равно никто не смеялся.

Вечер закончился малыми заботами. Николай Николаевич штопал разошедшийся по шву рукав. Витя проверял крепление на лыжах. Артёмыч готовил для него приманку. А Дима думал о вороне. Не знал, как ему помочь в противостоянии с охотниками. Хотел даже стащить кусок мяса и вывесить его на опушке, чтобы подкормить и удержать ворона от полётов к зимовью, но понял, что сделать это будет не просто.

Решил по возможности мешать охотникам – портить капканы, подрезать поводки, подмешивать в приманку что-нибудь отталкивающее. «Хорошо бы дяде Коле перед выходом накапать в ружьё воды, чтобы она там смёрзлась. Уж он бы обрадовался!» Улыбаясь таким мыслям, Дима постепенно уснул.

Утром пришлось в третий раз выставлять стекло. Николай Николаевич заложил в печку несколько полешек, но попросил Артёмыча больше огонь не подкармливать – по меньшей мере до обеда, чтобы дыма из трубы было не больше, чем в дни обычной охоты. Также для меньшего шума предложил не выходить за порог и по необходимости пользоваться ведром. Разговор о ведре рассмешил Артёмыча. Он ещё долго шутил, угрожал по большой нужде ходить в Витину миску. Витя смеялся в ответ, но на всякий случай положил свою миску в рюкзак, чем ещё больше развеселил Артёмыча.

Дима сказал, что опять пойдёт с Витей. Дядя не спорил. Он теперь почти не говорил с племянником, не обучал того охоте, не спрашивал о чистке ружья. Почувствовал перемену в Диме и быстро с ней смирился. Главным было охотиться, а не заниматься ерундой.

«Я тебе в няньки не нанимался. А ты больше в мать пошёл. Такой же ссыкливый. Ну, дело твоё», – думал Николай Николаевич, глядя в спину племяннику и Вите.

Артёмыч проводил охотников, но из дома не показался. Сплюнул в уголок, сел на табурет, уложил на колени заряженное ружьё и стал ждать.

Он не позволял себе шуметь. Отказался от хождений по дому. Когда схолодилось, укутался в спальник и наказал себе до вечера не подниматься с табурета, ждать. Рядом, на столе, устроил возможную закуску: чай и вчерашние макароны с тушёнкой.

Охотник подбадривал себя неприязнью к ворону и тем, что, поймав его, сможет высмеять Витю.