— Да вы просто благодетель! — с ироничным прищуром покосился на него Сперанский. — И кому же вы еще помогли?

Профессор шмыгнул носом.

— Да многим… Тому же Рыбаченко, к примеру. На вечере встречи напился, развязал язык, стал государственные секреты на стол выкладывать… А за столом этим, хоть и выпускники, но люди разные — поди узнай, кто чем дышит… Так до серьезной беды недалеко! Пришлось включить в отчетик… Вот и спрофилактировали его — выйдет на заслуженную пенсию, от секретов отойдет, и все будет хорошо: общественная деятельность, рыбалочка, сто грамм водочки по воскресеньям — отдыхай, радуйся жизни и никакого трибунала не бойся!

Оживленно разговаривая, их обогнали капитан и майор в тяжелых шинелях, которые наверняка не пропускали ветра. Сперанский на миг позавидовал офицерам. И не из-за шинелей, конечно, а из-за молодости, быстрого шага и упругой походки. Им, конечно, виагру и левитру пить не надо…

— Послушайте, а этой вашей Зиночке вы тоже помогали? — под влиянием цепочки ассоциаций вдруг спросил Американец.

И попал в точку.

— Конечно! — просиял Носков. — Зиночке в первую очередь! Жилищные условия ей обеспечил нормальные, и вообще…

— Это каким же образом? — Писатель Сперанский с интересом разглядывал коллегу. Ведь если описать его один к одному, то замечательный персонаж получится!

— Да очень просто! — Носков потер ладошки, как делал в минуты явного довольства. — Зинуля из простой семьи: мама троллейбус водила, папа — на стройке крановщиком… Жили в панельной двушке-распашонке, когда брательник ее из армии вернулся, получилось по двое в комнатке… И так развернуться негде, а он, балбес, то друзей приведет, то девчонок каких-то, Зиночке приходилось вечерами напролет на кухне сидеть… Разве это жизнь?

— Ну-ка, ну-ка, — с еще большим интересом смотрел Сперанский. — Неужели вы ей квартиру выхлопотали?

Носков досадливо покрутил головой.

— Да нет, какие у меня квартиры… Тут по-другому вышло. Надумал этот балбес к нам в ракетное поступать, а Зиночка попросила с ним позаниматься, подтянуть по истории партии… Ну, я и взялся с дорогой душой. Занимались, спорили, дискутировали… Я, как обычно, выясняю, откуда ветер дует…

Профессор остановился и поднял заскорузлый палец, будто и сейчас хотел определить направление ветра. Не идеологического, а самого обыкновенного. Но тогда палец следовало послюнить, а он этого не сделал. Зато глаза его многозначительно округлились.

— И замечаю, что нутро у него не наше, не советское! И то ему не так, и это не эдак! «Голос Америки», сучонок, слушает, Солженицыным интересуется. Ну, нафиг нам такой ракетчик?!

— И что дальше? — поторопил рассказчика Американец.

— Да что… Он у меня попросил «В круге первом» почитать. Я дал. А он ехал в автобусе без билета, его в милицию и забрали, а там книжку-то и нашли. А книжка не просто на пишущей машинке отпечатана, нет, типографская, издана в Париже, в издательстве «Посев»! Представляете? Это все равно, как сейчас на нем бы «пояс шахида» обнаружили! А может, и хуже! Это была идеологическая атомная бомба!

Профессор опустил палец и, сгорбившись, двинулся дальше.