— Ну и что? — спросил Вадим.

— Фанерка-то наша, — сказал Поддубнов. — Это от старого чайного ящика фанерка, я сам эти ящики разбивал еще при старом командире.

— Дальше что?

— Фанерки лежали в сарае, за дровами, — сказал Поддубнов. — Я сейчас посмотрел, одной не хватает.

— Ну и что дальше-то?

— А то, — сказал Поддубнов. — Сегодня в сарае был только твой брат. Он мог и выкопать яму топором. И фанеркой закрыть.

— Мог, — согласился Гранцов. — Ну и? Выводы?

— Твою мать! Какие еще выводы!

— Борис Макарыч, не гони волну, — попросил Гранцов. — Сарай запирается? Нет. Мог Гошка выкопать такую яму за час и при этом еще дров наколоть вон какую кучу? Не мог. Так что по базе ходит нечистая сила. Леший пришел из леса, подкопался, сходил в сарай за фанеркой. Вот и все.

— Как у тебя всегда все гладко объясняется, — проворчал Поддубнов. — Все равно. Гоша твой — фрукт. И за ним надо присмотреть. И вообще, мог бы не обниматься в темном уголке, а сменить меня пораньше. Раненых вообще в наряд не ставят.

— Кто тут раненый? Ты же типичный самострел. Членовредитель. Подставил бок, чтобы отвертеться от нарядов, — неосторожно пошутил Гранцов и тут же схватился за место, где железный палец Поддубнова нашел у него печень. Следующим движением железного пальца был произведен звонкий щелбан. — Сдаюсь, сдаюсь!

— Ты не сдавайся, а женись давай!

Мысль семейная была любимым коньком мичмана Поддубнова. «Даже трава вокруг нас стремится к воспроизведению, — говорил он, вольно цитируя какого-то сэнсэя. — Столько сил тратит она, чтобы выжить, привлечь всяких мошек и птичек и с их помощью оплодотвориться и разнести семена по округе и потом, после суровой зимы, окружить свой иссохший стебелек зелеными ростками потомков. А ты, Гранцов, здоровый мужик, и стебелек вроде не засох, а все не можешь жениться, завести себе нормальную бабу и окружить себя потомками».

Сам Поддубнов успел обзавестись и нормальной бабой, и потомками. Правда, не слишком удачно. Нормальная баба не захотела переехать вслед за законным мужем с теплого Закарпатья в сырое Заполярье. Она успешно развелась и не менее успешно вышла замуж за «бандеровца» (по определению Поддубнова), и теперь окружала себя ростками новых потомков, а мичманские алименты ей в этом хоть немного, но помогали.

— Теперь ты просто обязан на девушке жениться, — заявил Поддубнов. — Разговорчики в три часа ночи ко многому обязывают. А что? Ты жених завидный, еще не старый, да и невеста подходящая, в самом соку. Считай, что мое благословение ты уже получил. Вопросы есть? Вопросов нет.

— А мнение невесты тебе известно?

— Да кто ее спрашивает, — отмахнулся старшина. — Нам главное, чтобы гарнизон прибавлялся. Ты подумал, кому передать пост?

— Ох, подумал, — сказал Вадим. — Ведь некому.

— Вот именно! — и железный палец снова молниеносно щелкнул Гранцова по лбу.

Поддубнов давно уже ушел отсыпаться, а Гранцов все еще потирал лоб, обходя территорию. Пятнистые лохматые псы, дремавшие на своих постах, поочередно поднимали голову при его приближении, и, махнув для приличия хвостом, снова укладывались поудобнее. Они знали Гранцова, и он их знал. Но на всякий случай Вадим к ним не приближался. Когда-то он помогал их натаскивать, нарядившись в тулуп, и до сих пор помнил их жестокую хватку и чисто ментовскую манеру валить человека на землю, заламывая руку за спину.