— Так, понятно, — сказал Вадим. — Ты влюбился. Понимаю, все-таки богиня…

— Да, — сказал Гошка. — Богиня смерти.

— Еще не поздно, — сказал Гранцов. — Еще все можно поправить. Ты пробьешься. Разве не было хуже?

— Было, — согласился Добросклонов. — Но это не утешает.

Они проговорили до глубокой ночи, вспоминая времена, когда бывало и хуже. Обоим было что вспомнить. Голодное детство на южной границе. Скитания по чужим домам после гибели отца. А еще были годы, когда обоим приходилось браться за любую работу. Гошка днем сидел в редакции, а ночами занимался частным извозом. А Вадим, когда вылетел из армии и пропил выходное пособие, был то дворником, то грузчиком, то грузчиком, то дворником…

— Вот так отдохнул перед вахтой, — сказал Гранцов, глянув на часы. — Полтретьего! Пойду БМП сменю. А ты давай спи, восстанавливайся. Завтра, а особенно в субботу, ты мне нужен свежий как огурчик.

— У вас тут что, ракетная база? Чего тут по ночам сторожить? Сюда и днем не попадешь… Ладно, нам, гражданским, это не дано понять. Все, сплю, — зевнув, сказал Гошка. — Спасибо за психотерапию.

Гранцов прошел в кухню, чтобы заварить чайку покрепче, и растерянно остановился на пороге. Он не решался наступить на блестящий, только что вымытый пол. Все здесь сияло нереальной чистотой. Даже мусорное ведро, стоявшее под мойкой, отсвечивало помятым, но чистым боком.

Он услышал странный шум где-то рядом и заглянул в столовую. Регина Казимировна в синем рабочем халате стояла на столе, протирая плафон. Халат распахнулся, открыв ее стройные загорелые ноги, и Вадим в замешательстве кашлянул.

— Я вас разбудила? — виновато спросила Регина.

— Вы знаете, который час?

— Сейчас посмотрю.

— Три часа ночи, — сказал Гранцов.

— Возможно, — сказала она. — Уже светло. Вадим Андреевич, не сердитесь. Я все равно не могу спать в белые ночи. А тут столько работы.

— Нет, так не пойдет, — сказал он. — Если вы завтра будете клевать носом, извините, это никого не обрадует. В общем, давайте заканчивать, хорошо?

— Даю честное слово, что не буду клевать носом.

— Извините, но я не могу командовать женщиной, когда она стоит на столе, — сказал он и, крепко взяв ее за талию, перенес со стола на пол.

Она оказалась даже легче, чем он ожидал. «Легкая и теплая, словно птица, — подумал Вадим. — Доверчивая птица. Не вырывается».

— Ну и какая же будет команда? — спросила она. — Давно уже мной никто не командовал.

— Команда будет такая: отбой.

— Я уже забыла, что делают по этой команде.

— Закрывают глазки и начинают храпеть, — грубовато ответил он, однако его руки никак не могли оторваться от этой гибкой и мягкой талии.

— А у нас в полку по этой команде полагалось раздеться за сорок пять секунд, — сказала она, не делая ни малейших попыток вырваться. — По крайней мере, муж так рассказывал.

— Полки бывают разные, — сказал Вадим.

Краем глаза он заметил в окне какое-то движение и отдернул руки. За стеклом показался Поддубнов и кивком поманил его.

— Спать, спать, — Гранцов решительно повернулся к выходу. — Это не команда, а глубоко личная просьба.

Поддубнов молча повел его за собой к дровяному сараю, подвел к заграждению и показал пальцем на подкоп.