— Из Эфиопии, — поправил Гранцов.

— Какая разница? Натуральный бог войны, с непробиваемой кожей, бесцветными глазами, с точными и резкими фразами… Тебя надо было тогда лепить, ваять, увековечивать. И что теперь?

— Знаешь, — сказал Гранцов, — бог войны совсем не такой фотогеничный.

Он присел на край стола, ненадолго задумавшись.

— Я тоже видел бога войны, — сказал Гранцов. — Он был в ватнике и солдатской шапке. И автомат ППШ висел на плече стволом вниз. Не по уставу, но о-очень удобно.

— И где же ты его видел?

— На фотографии. В Военно-Морском музее. Это Цезарь Куников. Был такой командир морпехов.

— Ну, сейчас ты скажешь, что с детства мечтал стать таким, как этот Куников, и все такое.

— Ты сам знаешь, что я с детства мечтал стать военным. И стал.

— Скажи еще, что с детства мечтал убивать.

— Что?

— А то, — мягко произнес Добросклонов. — Быть военным — значит убивать. Такая работа. Ты не знал?

— Об этом не думаешь.

— Ты много убил?

— Не считал.

— Вот не верю, — сказал Добросклонов. — Ты же все считаешь, все рассчитываешь, все запоминаешь. Просто не хочешь признаться. Что, совесть мучает?

— Причем тут совесть? Я не Раскольников, — сказал Гранцов. — Ты же сам сказал, работа такая. И хватит об этом. Сейчас у меня, слава Богу, совсем другая работа.

Братья замолчали.

— Нет, ты не заводись, — сказал, наконец, Добросклонов. — Я же не подкалываю. Я даже рад, что ты ушел из армии. Довольно тяжело жить рядом с героем. Слишком давит такое родство. Ты герой, а я, получается, говно.

— Еще раз назовешь меня героем, получишь в глаз.

— А что, не так? Я ведь не исполнял интернациональный долг, не ходил в атаку и все такое…

— Я тоже. — Гранцов пожал плечами. — Интернациональный долг? Не про меня. Я просто получил выгодную работу за границей. Благодаря родственным связям. И в атаку никогда не ходил. Сейчас на войне вообще в атаку не ходят. Работает артиллерия, а потом разгребают завалы и хоронят убитых, чтоб не смердели. Вот и все геройство.

— И за это дают ордена? — Добросклонов сел на кровати. — Я же видел тебя при полном параде! С иконостасом, как у ветерана.

— Награды дают по праздникам. Например, «40 лет Победы» и так далее. Дают всем, кто не заработал серьезных взысканий. У меня просто все удачно складывалось. Было много юбилеев. И мало взысканий.

— А орден? Красная Звезда? Тоже за чужой юбилей?

— За выполнение задания, — неохотно ответил Гранцов.

— А точнее можно?

— За то, что перебили кучу народа без единого выстрела и вернулись без потерь. Да, нам давали ордена. А твои братья-журналисты потом назвали нам мясниками.

— Журналисты мне не братья, — заявил Гошка. — Мой брат — герой. Бог войны.

Гранцов кинул в него подушкой. Добросклонов успел ее поймать и, смеясь, подложил себе под спину.

— Кстати, бог войны, ты можешь отдыхать. Я-то с настоящими богами столкнулся. Точно, эти уроды из академии — они не люди. Они лучше, чем люди. То есть боги. Или пришельцы, но это то же самое. С виду обычные люди, но они ничего не делают. У них нет работы, но они всегда хорошо одеты, здоровы и сыты. Она может говорить с тобой на любую тему, но она не училась в университете. Еще у нее нет своего дома. Никто не знает, где она живет, откуда приехала, куда уходит ночью. У нее есть только телефон. Мобильный. Набрал номер — и она с тобой. Или не с тобой. Потом появляется и рассказывает, как холодно было в Буэнос-Айресе. А Каракас — город контрастов.