– Твой мальчик отправился покататься на яхте с богатыми друзьями, – сказал Стрельски.

Берр обрадовался хлынувшему дождю. Пару раз останавливался у обочины и сидел в машине, выжидая, когда обрушившийся на нее грохочущий поток ослабеет. Ливень даровал временное прощение. Он возвращал ткача в его мансарду.

Берр выехал позже, чем намеревался.

– Позаботься, – бессмысленно произнес Берр, передавая на руки Робу ничтожного Пэлфрея.

Возможно, он хотел сказать: «Позаботься о Пэлфрее». А может, он думал: «Великий Боже, позаботься о Джонатане».

«Итак, он на яхте, – повторял про себя Берр, ведя машину. – Жив вопреки всему». Сначала это была единственная мысль, сверлившая мозг: «Джонатан жив, Джонатана пытают, может, прямо сейчас…» И только когда миновал момент острой боли, к Берру начала возвращаться способность рассуждать, и он стал соображать, что хоть мало-мальски утешительного есть в сложившейся ситуации.

«Он жив, значит, Роуперу так угодно, иначе он разделался бы с Джонатаном сразу после того, как тот подписал последний клочок подсунутой ему бумаги: еще одно нераскрытое убийство на панамских дорогах, кому до этого дело?

Он жив, а такой проходимец, как Роупер, не привозит человека, которого хочет убить, на свою прогулочную яхту. Он взял его туда, чтобы кое о чем расспросить, а если после этого он все-таки решит его убить, то сделает это на почтительном расстоянии от судна, заботясь о чистоте окружающей среды и щадя чувствительность своих гостей.

Так что же хочет такого спросить у него Роупер, чего еще не знает?

Возможно: в каких деталях Джонатан выдал план операции?

Возможно: что конкретно сейчас грозит Роуперу – предъявление обвинения, срыв его грандиозного плана, скандал?

Возможно: насколько я могу надеяться на защиту тех, кто меня поддерживает? Или они удалятся на цыпочках через заднюю дверь при первых же звуках сирены?

Возможно: кто ты, черт тебя подери, такой: мало того что пролез в мой дом, но еще и украл у меня женщину?»

Над машиной сомкнулись кроны деревьев, и Берру неожиданно вспомнилось, как Джонатан сидел в коттедже в Ланионе в ту ночь, когда они давали ему последние напутствия.

Вот он подносит письмо Гудхью к лампе: «Я уверен, Леонард. Я, Джонатан. И к завтрашнему утру не передумаю. Как мне надо расписаться?»

«Ты и так слишком много всего подписал, – угрюмо подумал Берр. – И я тебя к этому подталкивал».

«Сознайся! – мысленно молил он Джонатана. – Выдай меня, выдай нас всех… Ведь мы все предали тебя, разве нет? Так сделай то же самое, спаси себя! Враг не там. Он здесь, среди нас. Так выдай нас!»

Берр находился в десяти милях от Ньюбери и сорока милях от Лондона, но его окружал настоящий английский сельский пейзаж. Он поднялся на холм и въехал в аллею голых берез. Поля вокруг были недавно распаханы. Берр вдохнул запах силоса и вспомнил, как пил зимними вечерами чай в кухоньке матери в Йоркшире.

«Мы порядочные люди, – подумал он, вспоминая Гудхью. – Порядочные англичане, достаточно ироничные по отношению к себе и имеющие представления о приличиях, люди с демократическим духом и добрым сердцем. Что же, черт побери, с нами случилось?»