Близнецы включили фонарики в телефонах, и я тоже. Горелым чем-то пахнет тут, и вообще… Мне вдруг стало сильно не по себе. Я понял, что близнецы ищут тут что-то, какие-то вещи. Охота такая у них. А мне кажется, это мародёрство какое-то.

Дверей в квартиры или совсем нет, или они открыты, и из них вата торчит.

– Сюда? – спросил Миша. Яша кивнул.

Чужая квартира. Брошенное, жалкое всё. Диван с вылезшими пружинами. Какие-то доски. И пианино. Яша подошёл, пробежал пальцами по клавишам. Умеет, смотри-ка. Точно, они же в музыкалку ходят оба.

Яшка сфотографировал на телефон пианино с разных ракурсов. А Миша писал что-то в блокнот карандашом. И потом тоже фотографировал.

Потом мы пошли в следующую квартиру. Там вообще ничего не было и жуткий сквозняк, пустые проломы без рам. На полу – след от костра.

– А что, костёр, может?

– Вы чего?.. Прямо в доме?

– Да мы жгли уже, нормально… И потом, тут же люди живут.

– Где, здесь?!.

– Ну, не в этой квартире, а вообще. Бездомные. Конечно живут. Спят тут. Готовят на костре, кипятят воду. Никогда не видел в окнах свет?

– Я… Нет, я тут не катаюсь. – И правда, тут асфальт плохой, мимо этого дома я почти никогда не езжу.

– А, ты же не ходишь пешком, – добродушно поддел меня Миша.

– Я думал, вы тут ищете что. Ну, собираете.

– Нет, – объяснил Яша, – ну как, собираем, конечно. Но не вещи. Память. Понимаешь, жутко как. Люди здесь жили всю жизнь. И ничего, ничего от этой жизни не осталось…

Миша потянул отошедший кусок обоев. Газета с другой стороны, обои поклеены на газету. «Теперь в этих типографиях трудоёмкость работ снизилась вдвое, значительно уменьшился брак, вызываемый, в частности, ручной перевозкой книг по цехам. Советский читатель получает больше книг, лучше, добротнее оформленных. Конструкторская мысль работает над дальнейшей механизацией полиграфических процессов».

– Давай всё же костёрик, повеселее будет, – сказал Яша.

Мы собрали какие-то щепки, бумажки и запалили маленький огонёк. Откуда у них зажигалка, неужели курят? Никогда бы не подумал.

Постоянно подкладывали какие-то бумаги, кусок обоев, потом деревяшка небольшая занялась, и мы просто сидели и смотрели, как она горит.

– А чего ты так, налысо? – спросил я наконец.

– Захотелось, – ответил Яша. Спокойно так.

А потом добавил:

– Захотелось изменить жизнь. Многое. Против течения поплыть. А то течение, знаешь… Мало ли куда унесёт. Хочу сам.

– Ого.

– Он музыкалку бросил, – сказал Миша.

– Правда, что ли?!.

– Ну да. Хватит музыки, – сказал Яша.

– Полгода осталось до диплома, – тихо сказал Миша. Яша дёрнулся. Я понял, что они обсуждали это миллион раз, и он больше не хочет.

– А родители что?

– Мама? Нормально, – пожал плечами Яша. Про папу я не решился спрашивать. И вообще засомневался: есть ли он?

– Ничего не нормально, – ещё тише сказал Миша.

– Но это моя жизнь. Ты-то понимаешь?!.

– Да, – кивнул Миша. – Я, конечно, понимаю.

Я вдруг увидел, какие они разные. Дело даже не в волосах. И не в родинках, у Яши они. Как у актёра Де Ниро. А у Миши нет. Но у Миши лицо мягче, а у Яшки злее, острее. Совсем разные.