Певчий замирает от восторга, что я, старший, к нему обращаюсь.

– Можешь принести мой скейт? В раздевалке стоит. Знаешь мой?

– Знаю, – кивает он. – А зачем?

– Надо!

Симпатичный вообще пацан этот Певчий, шустрый. Вот и мой скейт.

– А как ты спустишься? – спрашивает он.

– А вот так!

Я вылезаю из окна. Вообще-то страшно, высоко ведь! Ногами наружу сижу. Холодно. Куртка в раздевалке. Можно перевернуться на живот и аккуратно сползти, достать носком до крыши подвала… Так безопасней. Но люди! Люди смотрят, Певчий этот, например…

Я спрыгиваю.

О, какой грохот! Все барабаны во вселенной не дают такого грохота!

Качусь по крыше, спрыгиваю, вскакиваю на скейт… Почти как ковбой в кино. За мной же никто не гонится! Хотя как не гонится, вон охранник кричит что-то! Я еду вниз, под уклон. Сейчас неважно, куда, главное – скорость. Всё быстрее, быстрее!

Хорошая, быстрая машина, не хуже самоката, и неплохо я научился! Нет меня, не догоните, не ищите!!! Ушёл, укатился, как колобок!

Что дальше? Не знаю, что дальше. Какая разница? У меня даунхилл!

Отменили черчение, и я – вж-ж-жик! Уже дома! Ну, в подъезде, по крайней мере. Ещё только заканчивается шестой урок, а я уже здесь! Главное, нигде не зависнуть. Не открывать никаких интернетов, тем более – книжек. Есть страшно хочется, так что я съем то, что есть, холодное, со сковородки. (Ещё чего – греть! Перекладывать в тарелку, потом мыть! Зачем это?) А потом… (Кстати, что там, в сковородке, интересно?.. Если курица, то даже и хорошо холодную.) Опять отвлёкся; значит, я съем сейчас всё, что найду в квартире съедобного, и…

Я так и не решил, что я такого сделаю потом, в освободившиеся полдня. Потому что я забыл ключи. Понимаете? Нет ключей! И хорошо, если забыл, а не потерял…

Сажусь прямо на самокат под дверью. Он почти чистый, прямо так сажусь. Влево-вправо, езжу тихонько… Что делать?

Ну ясно что. Бежать. К маме в театр, за ключами.

Сумку с учебниками бросаю прямо здесь, на лестничном подоконнике, – кому нужны мои учебники!

И лечу на метро. В общем, тут до театра полчаса, не так уж и сильно я испортил себе день.

Звоню маме с проходной служебного входа.

– Игнат? Что, ключи? А, так ты уже здесь? Слушай, так это отлично! Я сейчас!

Она спускается, такая «другая мама», рабоче-театральная. Мне страшно нравится, когда она такая; и нравится, как уважительно с ней все здороваются: и охрана, и балерина, и какая-то суровая тётенька в чёрном пиджаке с брошкой-цветком на груди.

– Представляешь, у меня как раз перерыв! Полчаса.

– И что? – не понимаю я.

– Пойдём кофе пить! – говорит она.

Кофе пить… Это такое взрослое! Не «пойдём, я тебя покормлю». А совсем другое.

Мы идём не в служебный буфет, а на улицу, там французская булочная и два столика. Мне нравится, что мама перебегает дорогу без пальто, прямо как мы на перемене бегаем в киоск.

Мы садимся на подоконник, такие там широкие подоконники с цветными подушками.

– Здесь вкусные круассаны, – говорит мама. Никаких тебе «после супа».

Я вдруг придумываю одну штуку. Если сейчас круассаны и кофе куплю я, а не она. Это будет космически взросло.