В нем и правда было что-то от принца — возможно, в манере держаться, но, главное, в том, что он всегда был немного одиночкой, не таким, как все, одиноким красавцем.
Однажды в конце сентября я стал свидетелем редкого события. Я увидел, как Мпайипели бьет Мтетву, огромного, хитрого, мрачного парня на два года старше нас. Мтетва давно задирался к Тобеле, и, когда наконец получил по заслугам, все только радовались. Они дрались на узкой полоске пляжа там, где река Кат делает петлю. Тобела был матадором, спокойным, хладнокровным, элегантным и быстрым. Он пропустил несколько мощных ударов, потому что Мтетву нельзя было назвать увальнем. Но, пропустив удары, Тобела не сломался, а продолжал наступать. Больше всего меня заворожили даже не его поразительная ловкость, скорость и живость, но его отстраненность. Как если бы он оценивал себя со стороны. Как если бы ему нужно было знать, готов ли он к чему-то, готов ли подтвердить свои внутренние убеждения.
Всего через три года он уехал от нас; соседи перешептывались, что он вступил в движение сопротивления, уехал на фронт. Ему предстояло стать солдатом, носителем Копья нации.
И вот теперь о нем говорят по радио: человек на мотоцикле, преступник, которого разыскивает полиция. Простой разнорабочий. Интересно, подумал я, что случилось с ним за прошедшие двадцать лет? Что пошло не так? Принц должен был стать королем — в промышленности, в армии. Я бы не удивился, узнав, что он стал членом парламента, хотя, несмотря на представительную внешность, Тобела никогда не был говоруном. Ему не хватало разговорчивости, гладкости, которые так нужны политику.
И я позвонил его матери. Мне не сразу удалось найти его родителей. Сейчас они на пенсии и живут в городке под названием Алиса.
Мать ничего не знала. Она не видела сына больше двадцати лет. Его дела оказались для нее такой же загадкой, как и для меня. Она, конечно, заплакала. Она оплакивала все, что ушло, — надежды, ожидания, планы на будущее. Ее сердце разрывалось от горя, от тоски, от пустоты.
Но еще она оплакивала нашу страну и нашу историю, которые словно сговорились жестоко низвести принца до нищего».
43
Раздражение и нетерпение с каждым часом росли. Он больше не хотел ждать; он хотел знать, где находится подонок, далеко ли он. Глаза устали смотреть на дорогу, тело занемело от однообразия позы. Голова кружилась от постоянно повторяемых подсчетов, мыслей и догадок.
Но больше всего изматывал гнев, языки пламени пожирали его изнутри.
Наконец, когда тени начали расти, капитан Тигр Мазибуко отошел от «гольфа», поднял камень и швырнул его в заросли акации, где надоедливо чирикали зяблики. Потом он проревел что-то неразборчивое, развернулся, лягнул ногой колесо машины, бросил в дерево еще один камень, потом еще и еще — пока не надоело. Затем он резко выдохнул воздух сквозь стиснутые зубы, и к нему вернулось спокойствие.
Мпайипели нет.
Он поехал по другой дороге. А может, его раны… Нет, бессмысленно снова размышлять и предполагать; его план провалился, и пора смириться с этим. Иногда рискуешь и выигрываешь, а иногда проигрываешь. Тигр принял решение. Он подождет до заката, посмотрит, как день сменится сумерками, а сумерки — темнотой. А потом — все.