— Он всегда страшно сожалел о любом своем сумасшедшем поступке. А этот случай мог быть им воспринят как самое худшее из всего, вот вам и объяснение.

Мысленно я всеми силами пытался сопоставить живший в ее сознании образ покойного Роджерса с фактами, ставшими известными Стьюту и Бифу. Предполагаю, что подсознательно мне очень хотелось помочь Молли почувствовать себя хотя бы немного лучше. Внезапно у меня родилась идея.

— Предположим, — сказал я, — кто-то заставил его поверить в якобы совершенное им убийство. Допустим, некая заинтересованная личность сумела убедить его в том, что преступление, виновным в котором был некто другой, оказалось на его совести. Это многое бы нам с вами объяснило, не так ли?

Мисс Катлер какое-то время смотрела на меня непонимающе.

— Боже мой! — воскликнула она вдруг, побледнев как полотно. — Здесь вы, возможно, попали в самую точку! Но какая же это мерзость! Неужели есть люди, способные на такое? Заставить его поверить в свою виновность?

— Боюсь, среди людей попадаются типы без чести и совести, которые ни перед чем не остановятся, — ответил ей я, чувствуя всю банальность собственных слов.

— Ужасно! Значит, Алан отравился, считая, что совершил убийство, а на самом деле… О, ничего более трагического и представить себе невозможно!

— Но это пока только мое предположение, мисс Катлер, оно может оказаться и ошибочным.

— Нет, не может! Здесь и заключена истина! Теперь я ясно все вижу! О, если бы только нам удалось с ним встретиться тем вечером! А каким же образом им удалось проделать этот жестокий трюк? Я имею в виду, убедить Алана в собственной виновности? У вас есть какие-то догадки?

— Я ничего не знаю. Мною всего лишь была высказана пришедшая в голову идея. Я ведь не детектив, а если бы им был, то, вполне вероятно, не стал бы даже рассматривать такую версию. Потому что есть главная улика — нож. И нож принадлежал ему. Как вы объясните это? Причем нож с окровавленным лезвием. Кровь обнаружили также на манжете его рубашки и на рукаве пиджака. Даже если не он в конечном итоге стал убийцей, то совершенно очевидно…

— Не продолжайте, умоляю вас, — прервала меня Молли.

— Мне очень жаль. Наверное, вообще не следовало высказывать подобную мысль. По опыту знаю: нет ничего хуже, чем когда такие дилетанты, как я, начинают вмешиваться в расследование сложных дел.

Теперь ее губы заметно дрожали. Бедняжка. Все эти дни, должно быть, превратились для нее в непрерывный кошмар наяву. Само по себе происшествие, официальное следствие, пересуды людей в городе…

— Мисс Катлер, — снова обратился я к ней, стараясь, чтобы мой голос звучал веско и рассудительно, — почему бы вам не уехать отсюда хотя бы ненадолго, пока все не прояснится окончательно? Пребывание в городе не сулит вам ничего хорошего. Вы только причиняете себе страдания, которых вам и так хватает с лихвой.

Она помотала головой.

— Нет, — ответила потом. — Я хочу остаться здесь и видеть, чем закончится дело. Мне необходимо узнать правду. Пусть мне больше нечем ему помочь, но хотя бы это в моих силах. И я дотерплю до конца.