— Накаркал! — с трудом удержался от того, штобы не сплюнуть на пол – солдат привели! Обычно по субботам, но бывает и так. Может, работы какие грязные, а может, и поощрение такое. Почти полсотни здоровых молодых мужиков, крепко пахнущие потом и гогочущие по-лошадиному, заполнили небольшую мыльню.
— Поделись-ка, малец! — усатый дядька отобрал у меня веник. — Нам, вишь ты, по одному венику на десять чилавек дают. Да не хмурься ты! Айда с нами в парилку, и тебя попарим! А?
— Нет уж, — отмахиваюсь решительно, — парился я как-то с вашим братом. Хуже только с цыганами да жокеями! Жар такой, што мало глаза из черепа не вытекают.
— Ха! — горделиво приосанился тот. — Мы такие! Известное дело – солдат кашу из топора сварит, штыком побреется…
— У ребёнка в бане веник скрадёт, — добавляю в тон.
— Да на! — побурев, он сунул мне веник назад и отошёл. — Тоже мне… нашёлся! Защитникам своим веника пожалел!
Тридцать вторая глава
— Поехали! — меня дёрнули за ногу, срывая одеяло. Отмахнулся ногой и попал куда-то в мягкое. — Ай! Чорт этакий!
Максим Сергеевич, ругался, сидя на полу и держась за живот.
— Да уймись ты, бес! — откуда-то со стороны, кувыркаясь и расплёскивая воду, в мужчину прилетела жестяная кружка. — Моду взял, посреди ночи людей будить!
— Егорка, вставай! — бывший офицер не отступал от своего. — Я с купцами поспорил, что ты любого цыгана перепляшешь!
— Ты поспорил, ты и пляши! — отвечаю раздражённо, не желая участвовать в аферах Милюты-Ямпольского.
— Егорка! — едва не рыдая, взвыл тот пароходной сиреной, разбудив уже всех обитателей флигеля, и получив на свою голову поток грязнейшей ругани. — Яр! Лихач снаружи ждёт, за тобой приехал!
— Мать же твою… — вскакиваю с нар и начинаю умываться и одеваться.
— Пошли! — Максим Сергеевич не то чтобы пьян, но так ето… не в адеквате. Никак кокаином опять балуется?
Одет он, к слову, сегодня богато – пусть не вполне по росту и фигуре, но по-господски. Сюртук, штаны барские, шубейка енотовая, молью чуть поеденая. Ну да у скупщиков краденого всяково добра в избытке! Можно купить, и можно и тово, в аренду взять.
— Посцать дай хоть, ирод! — вырываю руку у потянувшего меня к выходу мужчины.
Обувшись и одевшись, бегу на улицу облегчиться. Максим Сергеевич не отстаёт, торопя и нудя. Не обращая на него внимания, заскакиваю назад и прихватываю опорки – специально покупал вот прям по ноге, штоб тренироваться, а то нога вихляется, а босиком холодно. Засунув их за пазуху, подбираю кружку и, спугнув тараканов, черпаю из бадьи.
— Егорка! — Максим Сергеевич воет жалостливо, глаза такие, как не каждый нищий сделает. Мученик, никак не меньше.
Сплюнув на пол, выскакиваю и дивлюсь необычному зрелищу – лихачу на Хитровской площади. Бывает, што и заскакивают залётные на рысаках своих тысячных, коли купцы решат «в народ» съездить. Но нечасто, очень нечасто. А штоб за кем-то из хитрованцев, тово и не припомню!
— Садись, вшивота! — извозчик откидывает медвежью полость, и я, под взглядами ошалевших хитрованцев, ставших свидетелями необычного зрелища, усаживаюсь важно. Рядом усаживается Максим Сергеевич, и лихач тут же взмахивает кнутом.