Фонсо только рот захлопнул, да глазами сверкнул. Но нашёл в себе силы, поклонился низко.
— Ай молодец! — выступил вперёд старый цыган. — Недаром мальчишка этот нам с тобой, Иван Ерофеевич, так приглянулся! Мне-то стыдно было бы не увидеть танцора отменного, да и у тебя, Иван Ерофеевич, глаз – как стокаратный алмаз!
— Видали!? — купчина заорал, остальным радостно. — Наш, русский мальчишка, да цыган переплясал так, што те сами ето признали!?
Как схватил меня в охапку, и ну обнимать-целовать! От самого водкой несёт, да едой, да зубами больными. Терплю! А за ним и остальные, всево исслюнявили, да наобнимали мало не до ломоты в костях. И главное, деньги мне в карманы да за пазуху суют!
— Садись за стол, малец! — загудел один из купчин. — Ешь-пей, да плясать не забывай!
Дёрнулся туда было, да и остановился. Думаю – щас как наемся и напьюсь, а потом што, пьяному и брюхатому коленца выделывать? Так и доплясаться можно до заворота кишок!
— Помилуйте, дяденька! Как я при взрослых, купцах степенных, пить буду?!
Запереглядывались купцы, не знают, што и сказать. Вроде как и поперёк пошёл, но вежественно ведь! А я стою, голову склонил.
— Ай молодца! — Иван Ерофеич снова меня обнял. — Хитровский, но не пройдошистый! Садись, садись… официянт! Чаю ему и… чево ты хочешь?
— Пироженку. Бламанже! Одну!
— Тащи!
Сижу такой, чаю пью с пироженкой, чисто барчук! Степенства вокруг меня да Фонсо обсуждают, но плясать пока не просят – видят, што выдохлись.
— …аквариум! — раненым ведмедем заревел кто-то из степенств, и тут же стащили рояль поближе, и ну в него вина шампанские наливать! Сами, што интересно, без помощи официантов. С бутылками бегают, да смеются, как умалишённые. И в рояль, да друг на дружку пеной! И потом рыбу туда же!
— Играй! — усадили музыканта, да и заставили играть, пока шампанское заливают. Непотребщина выходит, ей-ей! Не музыка, а какой-то собачий вальс! Но степенства ржут, чисто кони, да и сами по клавишам пробуют – брыньк-брыньк! И снова ржать да пеной куражиться.
— Оливье! — заорал кто-то. — Сто порций!
Мало погодя официанты начали таскать тарелки, а купчина им на пол показывает.
— Сюда ставьте, ироды!
— Ай да Степан Митрофаныч! — гудят степенства. Митрофаныч дождался, пока все сто тарелей на пол составят, и ну ходить по ним, приплясывать! А хор цыганский подпевает:
— Ухарь-купец, Степан Митрофаныч удалой молодец!
Ну и всякое цыганское своё – нанэ-нанэ, и прочее. Плечами трясут, вокруг хороводятся, ну и тот только деньги из бумажника разбрасывает над головой. Какие успевают, те цыгане в воздухе перехватывают, а остальные в салат.
Рядышком и Максим Сергеевич крутится. По плечу купца похлопывает, рядышком приплясывает, да купюры ловит. Прилипала.
Сижу, смотрю на ето, и ажно чай в горле комом встал. А што? Молчу… што тут скажешь-то?!
— Официянт! — дурным голосом завопил тощий, но пузатый купчина с багровой плешью почитай на всю голову. — Шампансково! Самолучшево!
Принесли шампанское, и лысый бутылку в зеркало – хрясь! И ржёт! Дюжину бутылок так об зеркала побил.
А потом я глазами так морг… а пол уже чистый почти что. Увидел только служителя, который заканчивал уборку. Купчины тоже увидели.