Тишина.

Дзержинский немного приукрашивал ситуацию. С целью спровоцировать подельников Литвинова. Удалось выяснить многое, но далеко не все. И таким нехитрым способом он, по совету Фрунзе, планировал спугнуть перепелок. Чтобы они уже взлетели из густой травы и подставились.

На эту провокацию Феликс пошел только после того, как со всех, выявленных «мутных» зарубежных счетов, раскиданных по Европе, были выведены деньги в Германию. Не очень надежно. Но лучше, чем до того. И не только со счетов, ассоциированных с деятельностью Литвинова и Ягоды. Прошелся Дзержинский и по Коминтерну, собирая все те средства, которые еще не сгорели в этом театре абсурда. Хотя американские их активы, кстати, оказались надежно «закрыты». Даже цента оттуда вывести не удалось. А там лежали основные суммы…

— Урод… — наконец процедил Мехлис, нарушая тишину.

Понятно — революция дело сложное. И провокаторы — обычное дело. Но они с этими людьми шли столько лет плечо к плечу… Обидно… Больно… Неприятно…

Остальные полностью поддержали этот настрой. Даже те, кто так не считали и были также связаны с иностранными разведками. Просто для того, чтобы себя не выдать…

Итог заседания Пленума оказался таким же неоднозначным, как и ожидания от него. О военном перевороте ну, или если хотите, дворцовом, объявлено не было. Что Дзержинский, что Фрунзе вели себя как ни в чем не бывало. И вполне отыгрывали роли, типичные для их должностей. Хотя всем было понятно — прецедент создан. И если чуть заиграться, то сотрудники ОГПУ, поддержанные армейским спецназом, могут очень быстро решить эту проблему. А потом уже найти за что. Ведь у каждого есть, за что… Как говорится — даже у самого плохого человека есть, что-то хорошее. Главное тщательнее обыскивать.

Это, с одной стороны.

А с другой — участникам Пленума стало резко не до этого. Тот ворох грязного белья, который вывалил Феликс Эдмундович шокировал их до крайности. И испугал.

Кого-то угрозой вскрытия их собственных делишек.

А кого-то и тем, что они бок о бок работали с такими мерзавцами.

Так или иначе, но о чем подумать было теперь у каждого. Задержанных же решили судить публично. С широким освещением в прессе. Благо, что у Дзержинского хватало доказательств по каждому эпизоду.

Когда Пленум за это проголосовал, Михаил Васильевич Фрунзе улыбнулся. Едва заметно. И подмигнул Феликсу. Их задумка удалась полностью. И ЦК попалось в их ловушку.

Народ жил весьма погано. В целом в 1926 году уровень дохода у среднего рабочего был ниже чем в 1913. И многие об этом помнили лично. А кто не знал — старшие товарищи подсказывали. Из-за чего в рабочей среде зрело глухое недовольство. И людям требовалось показать врага.

Вот и показали, выпуская джина из бутылки. Ведь впервые суду предавались столь высокопоставленные революционеры. И не просто так, а как, по сути — враги народа…

Коминтерн же оказывался в тотальном кризисе.

Его переподчиняли ОГПУ, сливая с разведывательным управлением. В формате его отдела по связям с региональными социалистами.

Номинально то он оставался.

А вот фактически — все. Конец.