Самой высшей кастой являлись князья. Князья могли занимать абсолютно любые должности, иметь любые звания, могли заседать в притании (государственном совете), могли участвовать в выборах басилевса и сами баллотироваться в правители ВКП.

Между первыми двумя категориями населения и последними двумя лежала огромная пропасть — архэ. У одних была эта внутренняя энергия, дававшая возможность управлять нитями, у других — нет. Первые — право имеющие, вторые — твари дрожащие, говоря языком классика. Такое разделение подчёркивалось даже здешней религиозной мифологией. Считалось, что те, кто владеют архэ, являются потомками сорока ближайших учеников пророка Мани. У каждого из них якобы было по сорок жён, от которых и пошли все аристократические рода.

Но на этом стратификация общества не заканчивалась, ведь помимо обычных людей, тут проживали и так называемые «нелюди» — тавры и керубы.

Первых и людьми-то не считали — что-то среднее между человеком и животным. Утверждалось, что вместо человеческой анимы (души), в них живут низшие даймоны. Тавры отличались грубым, обезьяноподобным обликом, имели крайне скудные интеллектуальные способности и повышенную агрессивность. Они были полностью выключены из социальной иерархии. Их даже не обучали вместе с людьми.

Керубы же имели вместо человеческой анимы дух высшего даймона. Такие существа обладали утончённой внешностью, крайне харизматичным характером и врождёнными способностями к постижению фибральных искусств. Впрочем, несмотря на все достоинства, керуб в Византийской политии не мог стать ни князем, ни даже этайром — максимум, гражданином. В клановые гимназии керубов тоже не принимали. Однако они имели право обучаться фибральным искусствам в частных школах.

Вспоминались бойцы с обезьяньими рожами, которых я видел в окружении Паука, когда тот приехал к сбитому вертолёту, чтобы убить меня. Похоже, это и были тавры. В то время как сам Паук, судя по тому, что мне довелось слышать, являлся керубом.

Спросил я у Артемия и про охоту, которую аристократы устраивают на людей на ночных улицах.

— А ты что, не знаешь?! — изумился он. — Первые шестерницы боэдромиона и гелаксиона считаются для гимназистов священными днями. В эти дни все развлекаются, как могут.

— На людей охотятся?

— В некоторых клубах да, это практикуется. В нашей гимназии есть такой клуб — «Волчий коготь». Слышал? Нет? Да, извини, никак не привыкну, что у тебя амнезия. Так вот, у них довольно жестокие развлечения. Охоты на рабов устраивают. Поговаривают, даже прохожих убивают. Но о том, что у них происходит, никто не знает. Только про охоту всем известно. Это распространённое развлечение.

— И никто это не пресекает? — удивился я.

— А кто пресекать будет? Старшие члены клана сами потворствуют подобной практике. Считается, что это — лучший выход для садистских склонностей княжеских отпрысков.

После уроков меня задержал преподаватель по химии, чтобы выяснить мой уровень знаний. Целый час со мной разбирался.

Я покинул учебный корпус и направлялся к воротам, когда меня нагнал какой-то смуглый паренёк с крашенными светлыми волосами.