Три дня мы держались. Раненых накапливалось много, не успевали в балочку отправлять. Убитых тоже было много. Особенно на поле. Трупы запахли. И тогда начали убирать трупы. И немцы, и мы.
Вскоре гитлеровцы подтянули свежие части. Нажали. А у нас уже и личного состава в ротах не было. Боеприпасов и тех кот наплакал. По паре патронов на человека. Пришлось отходить.
Командир полка назначил группу прикрытия. В эту группу попал и я. Прикрытием руководил политрук Васильев, Михаил. Он лучше всех стрелял из пулемета. Третьим в нашей группе был бронебойщик Коля Сарычев, из Туапсе. Все трое, между собой договорились: друг друга не бросать.
Немцы заметили, что полк оставляет позиции. Они тут же подняли цепи, и пошли на нас. Вот тут-то, в первый раз за эти дни, меня затрясло. Все, думаю, конец. Втроем мы с ними не справимся. Цепь все ближе, ближе. Васильев при "максиме" был. А мне приказал взять автомат и гранаты и занять оборону в сотне шагов в стороне:- "Вон, видишь бугорок? Вот там, в окопе и держись, откроешь огонь только в том случае, если они начнут обходить нас с твоей стороны".
Покуда я туда добирался, нашел две противотанковые гранаты. Взрыватели в них уже были вставлены. С собой я волок винтовку. Был у меня еще трофейный пистолет. Так что к бою я был подготовлен хорошо. Переполз я к указанному бугорку, осмотрелся. Окоп нормальный только слегка осыпался. Немного лопаткой поработать и все будет в норме. Я успел "обжиться" в нем — подправил, дно утрамбовал. Как закончил, оглянулся по сторонам. Политрук лежит за "максимом", стрелять не спешит. Подпускает ближе, на верный выстрел. Немцы его не видели. Да и меня, похоже, тоже.
Но на меня какой-то морок напал, страх, даже ужас. А немцы уже совсем близко. Тут заработал пулемет Васильева. Они сперва шли. Потом залегли и начали подползать с разных сторон. Один полз прямо… на меня. Я смотрю на него, как он ползет, и думаю: это ж мой… Немец ползет и на пулемет посматривает. Меня не видит.
Проползет так несколько шагов, голову в каске поднимет в сторону нашего пулемета. В руке у него, смотрю, граната на длинной ручке. Ага, думаю, это ж ты ползешь к пулемету… И кинул я в него гранату. Но граната не долетела, разорвалась далековато от немца. Приложился из автомата. Немец стал поспешно отползать. Уполз. Ушли и остальные. Мы отбились.
Политрук, слышу, кричит мне: "Сходи в траншею, посмотри, может, где ленты пулеметные остались! Что найдешь, все сюда тащи!"
Я пополз к ячейкам, где стояли наши пулеметы. Нашел несколько брошенных металлических банок, в них полно патронов. Притащил. Невдалеке лежат трупы немцев, видны хорошо зеленые мундиры.
— Много ж вы их наваляли, товарищ политрук, — говорю я Васильеву, а он только рукой махнул.
Недолго мы отдыхали. Полчаса, может, не прошло, новая цепь кинулась атаковать нас, и опять политрук расстрелял их.
Я снова занял свою позицию. Ко мне подползли несколько немцев. Я кинул гранату. Граната разорвалась как раз там, где они ползли. Закричали и затихли. Больше там никто не копошился. Вторую гранату я и кидать не стал. Убило ль их взрывом гранаты или они уползли, не знаю. Хотелось потом сходить, посмотреть, но не до того было.