– Тоже недоработка? – поинтересовался Макар. Тимка виновато вздохнул и опять покосился на Млаву. Та пребывала в полной растерянности.

– Да чё я сделала-то? Я правильно или неправильно стреляла? – редкая пока ещё для отважной воительницы попытка осознать, а главное, оценить свои действия наложили на её лицо такой отпечаток глубокой задумчивости, что боярыня Анна не выдержала и хмыкнула. – Он же в крепость проникнуть хотел!

– А подумать не судьба? – съязвил Захар, очень глубоко переживавший гибель змея, которого он уже почитал почти за живого.

– А чего тут думать? Не положено! Стрелять надо! – отмела Млава необоснованные поползновения пригрузить её ответственностью.

– «Порча казённого имущества», – процитировал кого-то Кузнечик, начиная надеяться, что его усилия увести мысли взрослых от факта несанкционированного запуска удались. – Вот чего сделала. А стреляла правильно, аккурат в распорную планку попала. Змей и сложился, что твоя бабочка.

– Вот что… отрок. А вспомни-ка себя возле ворот, когда ляхов ждали. Запамятовал? Могу напомнить, – прекратил препирательства Филимон. – Забыл, как тебя самого тогда прихватило? А что, если б Млава от такого переполоха, не разобравшись, не в змея стрельнула, а в тебя? Она в своём праве была – на посту стояла. Ведь положила бы! А если не тебя, так боярышню Евлампию, к примеру? Что б ты тогда здесь говорил? Это дома ты, играючись, мог заброшенную кузню сжечь. Плохо, конечно, она труда стоила, но да ладно, ваши мастера решили – сгорела и сгорела. А тут кузня загорится, так вся крепость дымом пойдет. Младшей страже куда вернуться? В чисто поле? Или, может, у себя в слободе их приютишь?

Такого поворота Тимофей не ожидал! Это был форменный удар под дых. А самое паршивое – всё правда, от начала до конца: планируя запуск змея, он ни про крепость, ни про то, что ей до сих пор может угрожать опасность, ни про то, что он под эту опасность сейчас подставил свою команду, Тимка ни на миг не задумался. Взгляд Кузнечика заметался между Макаром и Андреем. Немой, до белых косточек на пальцах сжимавший кнутовище, вдруг расслабился, заглянул Тимке в глаза и уже спокойно кивнул.

Тимка, увидев это, наоборот, застыл.

«Вот только сейчас слабину не дать. Не расклеиться, не шмыгнуть и не засопеть. Повесить нос – хуже этого только повернуться и посмотреть в глаза Ельке. Похоже, что они тут совсем в другие игры играют. А ещё дядьку Журавля злым называли…»

– Виноват, – деревянным голосом признал он своё полное и безоговорочное поражение. – Должен быть наказан.

– Виноват он, – пробурчал Филимон. – То, что виноват, это мы и без тебя знаем. Только делать-то что? Наказанием такая вина не избывается. Ну-ну, не дёргайся, – осадил он вскинувшуюся Ельку. – Понятно, что оставить всё без последствий нельзя, но тут не наказывать надо, а менять. А для этого сначала понять надо, что именно и как. Вина Тимофея из двух частей складывается. Первую часть вины он осознал, а вот вторую, которая гораздо важнее первой, пока и не начал понимать. Тебя сегодня в род приняли, своим сделали. Не выгнали, не обидели. А ты сейчас как, на благо рода постарался?