Кстати, когда появилось звуковое кино, частота кадров увеличилась до 24, это было связано с тем, что только на такой частоте получалась нормальная фонограмма, без провалов и дёрганий. Но ничего этого я Сашину, конечно, говорить не стал, а просто восхитился простотой и экономичностью устройства. А тут и Розочка подошла, познакомил её с Володей, коллегам по коммуне представлять не стал уж.
– Доброе утро, – расплылся в улыбке Сашин, видать зацепила его розочкина грудь-то. – Давайте попробуем снять какую-нибудь сценку с вашим участием.
А Роза не отказалась – поскольку героя-любовника подрядился играть сам режиссер, то крутить ручку киноаппарата пришлось мне. Текст я выдал им обоим, там по три строчки было всего…
– Кстати, – вспомнил я, – а титры-то кто и как будет вклеивать? Фильм же немой, без титров там совсем всё непонятно…
Всё оказалось достаточно просто – титры пишутся на белой бумаге чёрными буквами, а потом камера снимает их нужный интервал времени. Далее всё это вклеивается между кадрами при монтаже. Внёс свои пять копеек:
– А что, если эти титры сделать немного художественными? Виньетки там какие-то пририсовать, розочки опять же… или макароны, у нас же про них кино будет?
Эта идея, сразу видно было, захватила Сашина, он даже на время забыл про Розу. Но ненадолго, вспомнил он про Розу и заставил меня крутить ручку, пока они по очереди положенные слова говорили, сопровождая это отчаянной лицевой жестикуляцией. По мне, так смешно вышло, но наверно сейчас по-другому и не сделаешь, в дозвуковую-то эру…
А тут время к девяти подошло, и я скомандовал двигаться в заводоуправление для съёмок большого босса. А там нас уже ждали – приказчик Фрол был поставлен курировать этот вопрос, он и провёл всю компанию в дальнюю комнату на первом этаже, тут, похоже у них бухгалтерия обитала, судя по кучке деревянных счётов и большим шкафам с амбарными книгами.
– Подойдёт? – спросил Фрол.
Мы переглянулись с Володей, потом он согласно кивнул, что мол вполне.
– Ну тогда устанавливайте технику, а я зову Матвей-Емельяныча.
Емельяныч сегодня был на удивление весел и добродушен, даже изволил пошутить насчёт Розы – сказал, что он бы с ней не отказался сыграть любовную сцену. Роза хихикнула, но отвечать ничего не стала.
– Матвей Емельяныч, – принял я деловой тон, – вот текст, который вам надо сказать (и я выдал ему страничку, там немного было), вот место, куда надо глядеть при этом (показал на объектив), старайтесь быть как можно более естественным, как обычно себя ведёте, так и продолжайте…
Отсняли мы его, короче говоря, с горем пополам и какой-то матерью – естественно он вести себя не захотел, а почему-то пучил глаза и не читал текст, а буквально орал его в камеру… после третьего дубля я переглянулся с Володей и дал отбой, может так даже и лучше, все увидят, какой суровый начальник на мельнице, у такого небось не забалуешь.
Отпустили с богом Башкирова и пошли в наш цех снимать выползающие из пресса макароны. А заодно и всю команду имени пролетарского писателя Максима Горького.
Команда с утра готовилась к этому действу, поэтому была на удивление тиха, скромна и причёсана. На Розу, впрочем, все смотрели, разинув рот до ушей, но слов никаких не сказали, и на этом им большое спасибо. Отсняли мы производственные процессы довольно шустро, полчаса на всё про всё ушло, а затем пришла пора снимать любовные сцены.