– Ну, а мне, к счастью, бояться нечего! – улыбнулась Беловзорова. – В своём доме я, слава богу, хозяйка и могу выставлять тех художников, которые, по моему скромному мнению, этого заслуживают.

– Я всегда восхищался вашим отменным художественным вкусом, графиня.

– А вы уже всё посмотрели? И «Девушек на выгоне» видели? И «Отца Пермения»? Я, кажется, не очень удачно его разместила, свет уже ушёл… Идёмте-идёмте, вы будете потрясены!

Графиня повела Зарянко через залу, изящно лавируя между группками молодёжи. Но, не дойдя до картины, остановилась:

– Взгляните: вон Нерестов и Стрелецкий! И опять баталия! Каждый раз одно и то же: хоть вовсе вдвоём их не приглашай! Не поверите, я уж попробовала один раз пригласить Акима Перфильича без Николая Никифоровича! И что же? Через четверть часа Нерестов уж заскучал и спрашивает меня потихоньку: неужто не будет нынче Стрелецкого? Просто жить друг без друга не могут!

У открытого окна действительно разгорался спор.

– Право, не понимаю, почему столько шума вокруг этих картин. – высокий, седоватый господин с выпяченной нижней губой, придающей его гладко выбритому лицу надменное выражение, в лорнет рассматривал «Девушек на выгоне». – Ну да, этими сельскими видами ещё покойный Венецианов грешил. И великолепно, надо признать, грешил, на много лет вперёд хватило… но что это, право, за тема для искусства? Девушки… Нет, я ничуть не возражаю против нынешнего интереса к крестьянству… в умеренных, безусловно, дозах. Иную девку, ежели отмыть да нарядить в туалет от Лансье, – так она и принцессу крови перещеголяет! Но, право, стоило ли ехать во Флоренцию, в Вену, – чтобы после писать всю вот эту домотканщину и неотмытые пятки? Если хотите знать моё мнение – это опошление высокого искусства!

– Не согласен с вами ни в одном слове! – Нерестов стоял, скрестив на груди руки, и, сощурившись, всматривался близорукими глазами в полотно. – Начинать надобно с того, что искусство не может делиться на высокое и низкое! Оно или искусство – или нет!

– Ну-у, знаете ли… С такими взглядами… Впрочем, о чём же говорить, если нынче дамы-любительницы выставки себе устраивают!

– Фу, Стрелецкий, пошло! Вот из-за таких как вы, Варваре Трофимовне всю молодость пришлось продавать картины под именем своего папеньки! И покупали их распрекрасно…

– …в иконописных лавках. – ехидно вставил Стрелецкий. Нестеров немедленно вышел из себя:

– Послушайте, почему бы вам не вспомнить, что лучшие портретисты наши – Кипренский, Тропинин, наконец, Боровиковский! – все из крестьянского сословия вышли?! А если выше махнуть – так Рафаэль Санти вашей Академии не заканчивал! И Да Винчи в классах Лакоона до обморока не срисовывал! И слава богу! Если хотите знать моё мнение, то в нашей дражайшей Академии таланты только портят! Да-да, портят! И направляют вовсе не на нужный путь! Несколько лет – гипсы и драпировки, драпировки и гипсы! Одна и та же натурщица Дуська, которая то Венера, то Афродита, то царица Савская! На что окажется годен художник, который свой собственный почерк, манеру свою, взгляд творца, наконец! – изотрёт во время учёбы об эту Дуську в нестиранном хитоне, – и ничего не останется!