— Ничего, я постою. А как ты думаешь, это большой недостаток, когда нет чувства юмора?
— Не знаю. А может, настоящему математику это и ни к чему?
— Нет, — сказал Васька с тоской. — Очень даже к чему. Мы с Яковом Борисовичем говорили, Вот возьми ты Ландау. Я читал про него. Он, правда, физик. Но есть и математик тоже. На букву «К» его фамилия. Крупный такой. Не помнишь? Вот дурацкая память! Забыл фамилию.
Он стоял, беззвучно шевеля губами, а потом вдруг радостно хохотнул и назвал какую-то фамилию, которая начиналась вовсе не на «К».
Вспомнив фамилию, Васька оживился.
— И вот, понимаешь, он на семинарах, конечно, про муху и комара не рассказывает. Но все у него прямо покатываются.
— До того смешно?
— Ага.
— А ты бы покатывался?
— Не знаю. Я редко смеюсь. И все невпопад. Вот, знаешь, у нас был физрук в прошлом году. Я его встретил как-то на улице. Смотрю, костюм на нем такой хороший, серый, и пуговицы черные, три штуки. А в середине каждой пуговицы по кусочку каши. Не то рисовая, не то манная. Белая такая. Мне бы пройти мимо, да и все. А я сдуру подойди да и скажи: «Извините, пожалуйста, у вас пуговицы не в порядке». А он… А он… Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
Васька рассмеялся и долго не мог остановиться.
— А он что?
— Да ничего. Это, говорит, не каша. Это такие модные пуговицы. Не знаешь, который час? Ух ты, опоздал я! Никак не могу научиться не опаздывать.
— Ты когда зайдешь?
— Не знаю, может, завтра. Ну, привет!
— Привет.
— Это очень интересно! — сказал папа. — Хотя и бессмысленно. С большим трудом я нашел ошибку. А кто такой Васька?
Я рассказал.
Папа покачал головой.
— Чувство юмора, остроумие. Много вы в этом понимаете. Не знаю, как там в остальном, но как математик он достаточно остроумен. Вот смотри. Он тебе объяснил, что к чему?
— Мне это неинтересно. Ты же знаешь, я плохо разбираюсь в математике.
— А в чем ты хорошо разбираешься?
— Не знаю.
— В твоем возрасте пора бы знать.
— Пора. Я и сам так думаю. Хочешь, я тебе расскажу про свою машину?
— Что еще за машина?
— Это я тут ночью изобрел. Понимаешь, счетно-решающее устройство. Кибернетическая машина. Вот, скажем, человек выбирает себе профессию. Трудно это. Даже в будущем. Верно ведь?
— Да, это трудно, — сказал папа. — Если ты не возражаешь, я буду бриться и слушать. Ты не достал лезвий?
— Нет.
— Плохи наши дела.
Он включил электрическую бритву и прямо прирос к зеркалу.
Папа всегда бреется на ночь, потому что утром рано надо идти на завод и ему некогда.
— Ну что же ты молчишь?
— Я расскажу тебе в другой раз.
— Ты что, обиделся?
— Нет. Но я вижу, что тебе неинтересно.
— Что за чепуха! Я же слушаю. Ты куда?
— Пойду разогрею ужин. Скоро Костя придет.
Сразу же после ужина Костя собрался уходить.
— Ты далеко?
— Я скоро вернусь.
— Странная манера отвечать на вопросы, — сказал папа. — Я его спрашиваю: ты куда? А он мне говорит, что скоро вернется.
Уже в дверях Костя обернулся:
— Я, кажется, нашел подходящий мотороллер. Совсем новый. Но после аварии.
— Сколько стоит?
— Пока не знаю. Иду торговаться.
— Ну что? Плей чез? — сказал папа, когда Костя ушел.
— Да нет, — сказал я. — Надо помыть посуду.