– Господи, как сты-ыдно… – стонала двумя часами позже Аннет, сидя на кровати в своей спальне. – Всю жизнь гордилась, что не лишаюсь чувств, что бы ни случилось, смеялась над нашими барышнями… и вот, извольте получить!

– Ольга уверяет, что это не из-за твоей чувствительности, а потому, что ты ничего не ела с утра, – отозвался Николай. Он сидел верхом на стуле возле окна и смотрел в тёмное стекло. – И лучше бы тебе прилечь, сестрёнка.

– Не буду. Всё равно не усну, – Аннет помолчала. – Так значит, Ольга собирается ехать в Смоленск?

– Ты же сама всё слышала! – Николай пожал плечами. – Ей написали наши. Отсюда до Смоленска всего сутки пути. Разумеется, я поеду с ней…

– Почему «разумеется»? – Аннет смотрела в стену.

– Ты не понимаешь?! – взвился Николай. – Разве должна женщина одна бегать по тюремному начальству, уговаривать, деньги приставам совать? Боюсь, её и слушать там никто не захочет! А я смогу размахивать титулом, это потрясающе действует на нижние чины… ну и прочее…

– Представить тебя не могу размахивающим титулом, – серьёзно сказала Аннет.

– Да я и сам не могу, – натянуто усмехнувшись, сознался Николай. – Да чего не сделаешь для общего дела?

– Для любимой женщины, ты хочешь сказать? – брат не ответил, и Аннет, помолчав, спросила, – Коля, неужели ты теперь счастлив? Ты ведь видишь, понимаешь… Она же никогда не любила тебя! А любит совсем другого человека! Да ещё какой-то вывернутой, уродливой любовью, которая сама себя отменяет и запрещает! Попробуй-ка скажи кто-нибудь Ольге, что она до смерти влюблена в Сметова! Разорвёт на части! И будет два часа кричать, что она уважает Андрея как человека, что они делают одно важное дело, что временя сейчас таковы, что о чувствах могут думать одни только бездельники и слюнтяи… Да ещё ведь искренне в это верит!

– Ну так значит, она – честный человек, не так ли? – ровным голосом спросил Николай.

– Честным человек бывает, когда не врёт сам себе! – взорвалась Аннет. – А она собственное чувство забила каблуками, как гадкие мальчишки забивают котёнка! И выбросила в пруд! И делает вид, что его никогда не было и нет! Вот что мне в ней невыносимо! Всё, что в человеке есть человеческого – для неё мерзко, отвратительно, постыдно! И любовь для неё сродни дурной привычке, о которой неприлично упоминать в обществе!

– Ольга очень любит детей, – тихо напомнил Николай. – И, знаешь… Вырасти мы с тобой у такой мамаши, мы бы, верно, тоже с отвращением относились к чувствам.

– Не думаю, – отрывисто сказала Аннет. – На что она рассчитывает, хотела бы я знать? Что Андрей, наконец, оценит её железные качества, стальную волю и твёрдую руку, которой замечательно резать лягушек? Да он никогда в жизни даже…

– Аннет, перестань! – Николай вскочил, чуть не опрокинув стул. Свечной огонёк забился, бросив отсвет на взволнованное лицо молодого человека. – Ты становишься невыносимой! Никогда прежде ты не говорила так о людях!

– О людях – не говорила и не буду говорить! – отрезала Аннет. – А твоя Ольга – железная машинка с ключиком! Как часы! И заводится тоже, как часы! От слов «дело», «польза» и «общественное развитие»!