Статский советник строго поглядел на питерца и пояснил:

– В вопросах обеспечения безопасности.

Лыков думал. Эх, где же вы, Павел Афанасьевич, в который раз взывал к Благово сыщик. Ежели нужно кого стереть в порошок, то на это его хватит. Даже не так. Измельчить в муку – тут лучше коллежского советника никого не сыскать. А вот проникнуть в преступный замысел, отсеять ложное… Много труднее.

Но учителя давно нет на свете. Лыкову пришлось справляться своим умом. Получалось не всегда, но уроки Благово нет-нет да возносили ученика по-над землей. Самое время вспомнить их. Самое время…

Лыков не находил себе места. Он просмотрел главное? Виктория, молчаливая тихоня, наполненная каким-то особым, добрым светом, – предатель? Она ласкала сыщика, выполняя задание? Ну не может такого быть. Тогда что происходит? С одной стороны, если Мария Ивановна наденет светлый парик и набросит на лицо вуаль, она легко сойдет за доктора Фомину. Однако зачем ей подставлять собственного мужа? С другой стороны, незнакомка сказала продажному Дулайтису, что Большой – бывший полицейский. Для чего такая ненужная откровенность? Чтобы помощник пристава передал эту фразу Лыкову? Слишком запутанно.

Но была еще одна странность. Абрек Спиридон Гратиашвили тоже не в меру распустил язык. Сообщил зачем-то духанщику, что выполняет поручение полицмейстера. Свидетель известен только Трембелю, поди проверь, было ли это на самом деле. Вице-директор канцелярии хочет вбить клин между Лыковым и Ковалевым? С какой целью? Взять дознание командированного под свой контроль? Чтобы тот не доверял тифлисской полиции, а каждый свой шаг согласовывал со статским советником? Опять заумно. Так, может, бывает в книжках, но не в жизни. Однако люди вокруг питерца продолжали умирать.

Паутина запутывалась, вопросов становилось все больше и больше. А ответов не было. Конечно, казначейство Лыков разорил. Козюлькин, дрянь, поедет на каторгу. Если вернется из Франции. Всякая мелюзга тоже допрыгалась: Баграм-бек, Злогостев… Последний дал такие показания, что аферистам конец. Всю кухню расписал. Вот-вот из Петербурга явится ревизия министерства финансов, которая доделает работу. Но на Кавказе пятьдесят шесть казначейств. Многие из них были замешаны в аферах «большой постирочной». Месяцы уйдут на то, чтобы вскрыть всю систему, выявить соучастников и пособников. А кукловода пока не видать.

Что сыщик имеет сейчас? Содействие статского советника Трембеля. Который недавно был первым кандидатом на роль кукловода. Как произошел кунштюк? Черный стал белым, без особых доказательств. Полицмейстер не захотел арестовать барыгу, потому что та имела австро-венгерский паспорт. Протянул время, бабу зарезали, ниточку оборвали. А была ли ниточка? Сведения, что Варвара Матушникова связана с поляками, предоставил тот же Трембель. Лыков проверил эти сведения? Нет. А ведь два сыщика в Тифлисе все же имеются, пусть и нештатные. Вдруг Карл Федорович все придумал? Если он преступник, то это вполне возможно.

Теперь экс. Лыков чувствовал приближение чего-то подобного. Напоследок громко хлопнуть дверью. Да, логично: взять кучу денег и уйти. Петербургский волкодав хватает мелкие фигуры. Кто-то из них умрет, кто-то даст показания и сядет в тюрьму. Алексея Николаевича не покидало досадное чувство, что его действия по-прежнему направляет некая неведомая сила. Вдруг появляются агентурные донесения, улики, меченые деньги. Хлоп по ним кулаком – и опять туман. Стоило сыщику проявить самостоятельность, как он достигал успеха. Вот и с Азвестопуло получилось неплохо. Но туман сгущается снова. Что делать?