Я разговаривал почти с каждым, пытался поговорить на тему ордена — меня не понимали. «Зачем?» — говорили они. «Для чего это нужно?».
В конце концов я и сам начал задаваться этим вопросом. Зачем звезды, зачем вперед, зачем стремиться, для чего? Есть вкусная еда, настоящая работа, друзья, уютный дом, а еще чистейшие озера, свежий воздух, так непохожий на городской смог, не замусоренный лес без коттеджей на огороженной территории, вольные поля… неужели этого мало для счастья? И в конце концов я решил, что вполне достаточно. А еще там была девушка, в которую я влюбился. А она влюбилась в меня. Мы хотели создать семью, я даже построил дом… И мне этого было достаточно. Я вспоминал об ордене, обо всех вас — но чем дальше, тем реже.
Я находил оправдания, десятки оправданий. Если я вернусь, я навлеку на вас беду, я подвергну вас опасности, меня найдут, арестуют, и вы тоже пострадаете, вы справитесь без меня, я буду только мешать…
Мне не хватало духу честно признаться самому себе в том, что я струсил. Да, просто струсил! Помните, мы как-то говорили, что честных людей так мало потому, что слишком привлекательны перспективы, которые дает подлость и бесчестность?
Так вот, вы себе даже не представляете, насколько привлекательна простая и честная жизнь вдали от цивилизации. Вы не представляете себе, насколько это обманчиво-легко — отказаться от мечты, отказаться от самопожертвования во имя достижения великой цели, отказаться от трудного и неблагодарного пути наверх. Простая жизнь, простые радости, простые цели — это легко и приятно. Особенно если есть с чем сравнивать.
Я сравнивал! Сравнивал жизнь, которую я вел в деревне, с той жизнью, которую буду вынужден вести, если вернусь и вновь встану во главе ордена. А еще сравнивал ее с той жизнью, которую ведут миллионы людей, с презрительной жалостью называемых нами «простыми». Миллионы людей, с детства обученных принципу «каждый сам за себя», непривычных к взаимопомощи, сочувствию, бескорыстности, любви к другим. Миллионы людей, привыкших делать подлости ради карьеры, ради денег, ради положения — привыкших не потому, что они плохие, а потому, что «все так делают, почему я не могу?».
Я сравнивал… И чем больше, чем дольше сравнивал — тем сильнее убеждался в том, что нашел золотую середину. Мне было страшно идти вперед, мне было страшно отказываться от многих радостей жизни ради ордена, мне было страшно вести за собой и отвечать за последствия, мне было страшно от понимания, что я никогда не смогу жить как хочется, если вернусь. Я придумывал оправдание за оправданием, но никак не мог оправдаться. Я тянул время: лето нужно было просто переждать, осень — переждать для верности, зимой слишком холодно, весной слишком много дел, чтобы бросить деревню…
А потом мы с Олесей стали жить вместе, и я должен был успеть достроить дом до холодов. А потом я не мог бросить ее. А потом оправдания стали вдруг как-то не нужны. Я привык так жить, спокойствие, размеренность, уверенность в завтрашнем дне, стабильность, покой — они вросли в меня, стали неотъемлемой частью так полюбившейся мне жизни. И я перестал думать об ордене. Я уже не боялся — просто не думал.