Стрелять из «флотского кольта» на учениях стараюсь не часто, с недавних пор то и дело одалживаю его Гончарову. С писателем по-прежнему все сложно. Если у Михаила Юрьевича было стремление фехте его обучать, то у меня к этому ни малейшего желания нет. Лень о продолжении грубо прерванных занятий не настаивает, зато, смирившись с необходимым «заточением», с каким-то маниакальным упорством вздумал учиться стрелять. И не абы из чего. Ружья ему не надобны. Ударные пистолеты тоже. Подавай многозарядное оружие. И не капсюльный «дакфут» или громоздкую «перечницу» Мариетта[76], а только револьвер.
И гордости-то, гордости сколько.
«– Знаете, Михаил Юрьевич, сегодня из шести выстрелов я попал в мишень дважды.
– Поздравляю… Может, тоже закажете себе кольт?
– Всенепременно, всенепременно…»
Как же, закажет. Так и будет чужой портить или чего доброго…
– Михаил Юрьевич! – окликнул меня снизу Куприянов. – Не угодно ли посмотреть на военную новинку? Уже привезли.
– А что там именно? Новое ружье?
– Нечто другое…
Я заинтригован. Спешу вниз, мельком наблюдая, как от причала, должно быть в последний раз в этом году, отдаляется еще один уже хорошо известный мне и всем «жителям» форта знакомец. Первенец петербургского пароходостроения и первый же русский военный транспортный колесный пароход «Скорый». Заложен на Ижорском адмиралтейском заводе почти сорок лет назад (!). Кр-р-асавец! Словно старый запорожец пыхтит и стонет, несмотря на регулярную починку. Удивительно, как этот «динозавр» вообще еще способен на воде держаться, не говоря уже о том, чтобы пусть не такие частые, но регулярные рейсы Питер – форт совершать. Тут только одно сравнение подходит:
«– Загадки я люблю.
– Ты сам как загадка природы – так долго не живут…»[77]
Я, конечно, не ханжа, но если такого дюже древнего старикана воевать еще заставят, то проку от него будет немного. «Скорому» давно уже пора на покой[78].
А еще помню, как однажды в одном журнале на историческую тематику мне ради любопытства удалось выяснить о пароходостроении в Российской империи вот что. В тысяча восемьсот тридцать третьем году на Ижорском заводе построили боевой пароход «Геркулес» мощностью в двести двадцать «лошадей», но дальше дело продвинулось не сильно. Тринадцать лет минуло, а кроме «Александры», «Геркулеса» и «Богатыря» все остальные пароходы были заграничной сборки. Но это на Балтике, а что же на Черном море? Там дела обстояли не лучше. В Николаеве выстроили лишь «Северную звезду» и несколько корпусов для паровых машин, заказанных в Англии. С британских берегов в сорок втором году прибыли три парохода для охраны линии Одесса – Константинополь, да и те колесные слабосильные суда. Как такими воевать с Турцией, когда у той есть в наличии большие пароходы мощностью до четыреста пятидесяти л/c с 68-фунтовыми бомбическими пушками с английскими ударными запалами? Вопрос ребром.
Что же власти предприняли? Николаю Первому побывавший в Америке в тридцать восьмом капитан первого ранга Шанц докладывал об успехах пароходо-фрегатов, но ведь царь любит порядок и чеканный шаг даже на палубе боевого корабля. Аргументация проста: на парусных судах у матросов есть выправка, а на «самоварах» откуда ей взяться, когда по вантам бегать надо не столь резво, как прежде?