Фермор заволновался.

— Прикажите снять осаду, — сказал он дежурному генералу. — Выступаем немедленно.

— Пойдем навстречу прусской армии?

— Да. Сражения теперь не миновать.

Поднятая по тревоге, армия промаршировала от Кюстрина шесть верст, до деревни Цорндорф, после чего Фермор, предупрежденный разведкой о близости противника, дал приказ остановиться и занять боевые позиции.

Будучи поклонником Миниха, главнокомандующий решил заимствовать его тактику, он построил армию в виде продолговатого прямоугольника, в центре которого расположил обозы и кавалерию. Такое каре Миних выстраивал против татар и турок во время русско-турецкой войны, и генерал надеялся, что оно оправдает себя и в сражении с прусской армией. Впоследствии Фермор упрямо утверждал, что в построении войск не было ошибки. И все же расчет на неуязвимость продолговатого каре был его роковой ошибкой. Если при подобном построении войск против татар и турок Миних и извлекал какие-то выгоды, то против дисциплинированной, вымуштрованной прусской пехоты такое построение не годилось совсем.

Первыми атаковали русские. При приближении противника Фермор заметил слабости на его левом фланге и выпустил на этот фланг конницу. Расчет был прост: врубиться в ряды прусской пехоты, посеять панику. Но прежде чем конница достигла неприятеля, она попала под сильный оружейный и артиллерийский огонь. От конских копыт и взрывов снарядов поднялась пыль. Кавалеристы повернули назад, но угодили под огонь своих же солдат, которые из-за пыли ничего не видели и палили наугад.

Воспользовавшись замешательством русских, пруссаки дружно ударили по правому крылу, где стояла дивизия князя Голицына, прорвали четырехугольник и устремились к обозам.

Фермор, находившийся в центре каре, решил было остановить прорвавшегося противника силами обозников и находившегося здесь же резерва пехоты. Но, поскакав к обозу, он увидел такую картину, от которой пришел в ужас: часть обоза была разнесена снарядами противника, всюду валялись разбитые бочки с вином. Солдаты, сгрудившись у бочек, пили кто из чего мог — кто из котелков, кто из шлемов, а кто черпал прямо пригоршнями. Ладно бы одни обозники, а то сбежались солдаты резерва. Образовалась огромная толпа. Многие напились так, что едва стояли на ногах.

Пришпорив коня, Фермор с громкими ругательствами врезался в толпу. Он надеялся привести в чувство этот пьяный сброд. Но где там! Один солдат с очумелыми глазами полез прямо под лошадь, другой схватился за ружье и пытался достать его высокородие штыком. Фермор ударил его шпагой и повернул назад.

— Швайн! Швайн! Швайн!..[16] — выкрикивал он на скаку, удаляясь прочь. Дежурный генерал и адъютанты следовали за ним.

На пригорке Фермор осадил лошадь и оглянулся. Пруссаки уже овладели частью обоза, переколов штыками перепившихся солдат, которых он, главнокомандующий, хотел использовать для контратаки.

— Швайн, швайн… — повторял он словно помешанный.

— Ваше высокопревосходительство, — поравнялся с ним Панин, — еще не все потеряно. Левый фланг держится крепко. Прикажите послать за дивизией Румянцева.